Органы чувств сбиты: ледяная вода всё перекрывает. Ничего непонятно, трудно что-то трезво воспринимать. Тянусь пальцами ко рту и получаю жгучий удар по руке: он рассекает водную гладь и касается груди. Всхлипываю, визжу, но этого никто не слышит — даже я. Успеваю коснуться губ. Понимаю, что ко рту в несколько слоев плотно примотан пластиковый скотч.

Осознаю, что Брайан стоит рядом. Контролирует движения. Страх и холод сковывают, удушают. Я беспомощна. Не знаю, что делать. Внизу живота невыносимый узел, сформированный из боли. К горлу подступает тошнота испуга, и я не могу её сдержать.

Желудочный сок обжигает слизистую носа — единственное место, через которое могла пробраться едкая рвотная масса. Снова поднимаю руки к лицу: в этот раз неосознанно. Хочется согреться любым путем, даже через остаточное содержимое желудка. Устрашающий звук рассеченного воздуха. Хлыст. Получаю новый удар. В этот раз ещё больнее. Роняю ладони в воду и, точно беззащитный ребёнок, плачу. Не могу собраться с мыслями, что-то придумать или спланировать. Я сломана.

«Больше ничего не будет. Ни взросления Эммы, ни дальнейшей жизни, ни счастья. Не будет моей мамы, нового дня, Микеланджело и его родителей. Заботливого, но холодного Солсбери. Я никогда не увижу, кем станет Эмма. Она не узнает, как сильно её мама умеет любить. Меня больше не будет, и я никогда не буду фигурировать в её воспоминаниях».

— Всё могло быть иначе, — слышу его издевательский тон и чувствую, как к горлу подступает новая порция рвоты, — ты бы спокойно села в машину без глупостей, посмотрела снятую для тебя квартирку вблизи моего дома и любезно переселилась туда. И всё, мы оба довольны: никаких ненужных врачей, всегда удобное время для встреч, любовь и полное отсутствие пропущенных звонков.

Он касается моего загривка и мягко поглаживает волосы, но я чувствую исходящую угрозу. От холода немеют конечности. Руки больше не отвечают на сигналы мозга, левая нога бьется в непроизвольной конвульсии. Мышцы переохлаждены.

— Я ведь предупреждал тебя, что наши секреты должны оставаться между нами?

Нервно сглатываю, услышав его улыбку на последнем слове. Чувствую резкую тянущую боль в затылке: поздно понимаю, что он схватил меня за волосы. Один толчок, и я с головой под водой.

Он топит меня. Барахтаюсь, но крепкая рука давит глубже, ещё сильнее. В панике делаю вдохи, отчего быстрее захлебываюсь и задыхаюсь. Пытаюсь спасти себя усиленнее, но он чувствует это и подключает вторую ладонь к процессу. Он в разы крупнее, у меня нет шансов. Ничего не выходит. Брайан спокойно удерживает меня под водой. И когда мне кажется, что через мгновение все закончится навсегда, он возвращает меня на поверхность.

— Не нужно выносить сор из избы. Кому ты сделала хуже? — психопат нежно целует меня в лоб, опускает руки в ледяную воду и мягко обнимает за талию, выхватывая из ванной.

По всему дому открыты окна. Голое мокрое тело обдувает колкий уличный ветер. По комнатам гуляет сквозняк. Он сделал это специально. Мне не становится теплее от его тела и рук, этих притворных нормальных объятий. Ничего, кроме страха и внутренней жути. Не знаю, что будет дальше. Испуганно пытаюсь пошевелить рукой, но тело не слышит сигналов из головы: я слишком долго находилась в ледяной воде. Не могу себя контролировать. Конечности живут своей жизнью: только дрожат от спазма мышц.

Хочется плакать, но нет сил на слёзы и проявление каких-либо эмоций. Все чувства сведены к ужасу. Перед глазами мутно проявляются разные образы, в ушах гудит, а в зале призраками улыбаются близкие. Радостная Эмма, теплый Микеланджело, обходительный доктор. В голове повторами всплывают старые разговоры на терапевтических сессиях. Мне становится больно от их несоответствия с реальностью.

«…я не жертва, доктор Солсбери».