Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

К сожалению, университетское образование у нас находится в вопиющем противоречии с этими требованиями нашего времени. Заставляя жить нас на протяжении всей нашей юности жизнью спартанцев и римлян, оно поддерживает в наших душах чувства, присущие детям и варварам: правление посредством грубой силы. Вид красиво шагающего строем полка, звуки фанфар, машины, изобретенные людьми, чтобы ломать и дробить себе руки и ноги, красочная поза тамбур-мажора – все это приводит в экстаз. Как варвары, мы думаем, что патриотизм означает ненависть к чужеземцу. Едва созревает наш интеллект, как он уже напичкан воинскими доблестями, великой политикой римлян, их глубокой дипломатией, силой и мощью их легионов. Мы учимся морали у Тита Ливия. Наш катехизис – это катехизис Квинта Курция. Мы с энтузиазмом принимаем в качестве идеала цивилизации нравы народа, который обеспечивал себе средства существования путем методического ограбления всего мира. Поэтому легко понять, почему мы так легко поддерживаем усилия парламентских коалиций, всегда направленные в сторону войны. Лучшей почвы для их посева и не придумаешь. Коалиции считают сущим пустяком, что в течение нескольких лет они стравливали нас с Испанией, Марокко, Турцией, Россией, Австрией и трижды с Англией. Что станет с Францией, если страну не свернут с этой дороги бедствий, причем свернуть ее придется с большим трудом и почти вопреки ее воле. Луи-Филиппо пал, но ничто не помешает мне утверждать, что он оказал миру колоссальную услугу, удерживая страну в состоянии мира. Скольких усилий стоил ему этот успех, заслуживающий благодарности народов! А почему это удавалось ему с таким трудом (и в этом – сама суть моего тезиса)? Потому что состояние мира не поддерживалось общественным мнением. Почему же так? Потому что мир не устраивал газеты. Почему не устраивал? Потому что он, мир, был некстати некоему депутату, метившему в премьеры. Почему некстати? Потому что обвинения в слабости и предательстве были, есть и всегда будут излюбленным оружием депутатов, которые тянутся к портфелям, а для этого им нужно свалить тех, у кого эти портфели в руках.

Другой пункт, по которому коалиции обычно нападают на правительство, это коррупция. В этом отношении, при предыдущем режиме, они сыграли хорошую игру. Но не превращают ли коалиции эту самую коррупцию в некую фатальность, в некую, так сказать, вечную неизбежность? Атакуемая по этой проблеме власть, когда она права, если, скажем, ее толкают на неправедную войну, сначала защищается с помощью доводов здравомыслия. Но скоро она замечает, что доводы ее не действуют и она наталкивается на глухую стену систематической оппозиции. Что ей остается? Ей остается сколотить любой ценой твердое большинство в свою пользу, противопоставляя приверженцев одного направления приверженцам направления другого. Таким было оборонительное оружие Уолпола, тем же самым пользовался г-н Гизо. Надеюсь, меня не обвинят в апологии или оправдании коррупции. Но я утверждаю: поскольку человеческое сердце таково, каково оно есть, коалиции превращают коррупцию в фатальность. Обратное утверждение было бы противоречием, ибо когда правительство действует честно, оно обязательно падет. Если же оно удерживается, значит оно кого-то подкупает. Никогда еще не было кабинета сколько-нибудь стабильного, чья стабильность не обеспечивалась бы большинством. Это относится к Уолполу, Норту, Виллелю, Гизо.