Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Затем он кликнул своего камердинера, мастера Тамуорта, и велел ему приготовить ванну и свежую одежду на смену, после чего отправился обедать с Хайдами.

Когда он ушел, я разделась, оставшись в одной лишь рубашке, накрылась с головой одеялом и свернулась калачиком на своей половине кровати, оплакивая все, что потеряла. В душе я ненавидела себя за пустые надежды, за то, что позволяла мужу обманывать меня все эти годы. Я ведь думала, что мы сможем начать все сначала, начать новую жизнь, дать шанс возродиться нашей угасающей любви, и вот у меня нет ни крыши над головой, ни супруга, отдавшего свое сердце амбициям и той единственной женщине, которая способна была их удовлетворить, – Елизавете. Я стала новой Гризельдой, попала в немилость, и в моем сердце поселилось предчувствие, что у моей истории, в отличие от кентерберийских, не будет хорошего конца.

Я нашла взглядом последний гобелен, на котором Гризельда заключает в объятия сына и дочь, которых считала погибшими, и узнает, что ей вернут все ее наряды, драгоценности и любимого супруга, и залилась слезами. Я не верила больше в детские сказки – мне вдруг пришло в голову, что все так любят их лишь потому, что находят в них то, чего не хватает в собственной жизни; то, о чем они могут мечтать до конца своих дней, но так никогда и не получить.

Роберт засиделся с хозяевами до поздней ночи, они с Уильямом Хайдом напились как сапожники. Я проснулась от того, что почувствовала на себе тяжесть тела мужа, прикосновения его неловких пальцев, которыми он пытался задрать мою рубашку, и его сладкое от вина дыхание. Я не ожидала, что он тут же войдет в меня, а потому мне было очень больно, но ему не было дела до моих слез и страданий. Закончив, он попросту скатился с меня, словно бревно, и погрузился в глубокий сон.

На следующее утро я проснулась одна, испытывая боль между ног, и ужаснулась, не поняв спросонья, где нахожусь. Но потом нахлынули воспоминания. Осмотревшись, я поняла, что дорожного сундучка Роберта нет, равно как и других следов его пребывания в этих покоях. Я вскочила с постели и, подбежав к окну, увидела лишь спину своего супруга, галопом мчавшегося вместе со своей свитой по дороге в Лондон.

За моей спиной скрипнула дверь, и вошла Пирто. Увидев слезы на моих глазах, она обняла меня и сама едва сдержала слезы.

– Ах, миледи! – воскликнула она, прижимая меня к своей груди и поглаживая по спине.

– Как он мог уехать, даже не попрощавшись? – всхлипнула я. – Одному богу известно, когда я теперь увижу его снова!

На следующий день, хоть мне и не хотелось, я все же выбралась из постели, несмотря на то что представляла собой весьма жалкое зрелище – глаза мои опухли и покраснели от бесконечных рыданий, к тому же меня мучила страшная головная боль. Но я, не желая обижать радушных хозяев, заставила себя спуститься в гостиную и заняться вышиванием вместе с мистрис Хайд.

Открыв корзиночку со швейными принадлежностями, я обнаружила, что среди разноцветных мотков шелковых ниток спрятана записка от моего мужа.

Когда твой почерк станет достаточно хорош, вышей эти слова на подушке, украшенной огромным сердцем, состоящим из сердечек поменьше, любовных узлов и цветов. Вышей их алыми нитками, как будто они написаны твоей собственной кровью, и вложи душу в каждый стежок, чтобы я знал, что ты понимаешь значение каждого слова.

Чуть ниже он приписал слова смиренной Гризельды:

То, что вам по сердцу, и мне отрада,

В моей душе своих желаний нет;

Что, кроме вас, мне в этой жизни надо?

Лишь через вас мне дорог белый свет.

– Мой муж – недобрый человек, – тихонько сказала я, забывшись и не успев прикусить язык.