Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Он прислал мне специи, которыми нужно было посыпать еду, чтобы она лучше усваивалась и казалась вкуснее, но от них мне становилось еще хуже, поэтому, когда он прислал очередной мешочек с этими пряностями, я бросила его в ров с водой. Кроме того, Роберт в своем письме указал мне на тот факт, что Пирто, которая ела то же самое, что и я, нередко даже из одной и той же тарелки, чувствовала себя отменно, равно как и все остальные жители дома, делившие со мной трапезу всякий раз, как я спускалась в большую залу, дабы почтить присутствующих своим вниманием и отужинать вместе со всеми. Мне одной было плохо, а значит, я шла на поводу у своего воображения, которое вечно приписывало окружающим «недобрые намерения» и заставляло меня видеть «зло и предательство на каждом шагу и виноватить ни в чем не повинных людей во всех смертных грехах».

Мой супруг уверял, что сэр Ричард Верни – один из самых добрых и сердечных людей, встречавшихся на его жизненном пути, «готовый рыдать, как девица, при виде бродячей собаки, которую переехала карета», что он «очень чувствительный мужчина». Но я не верила ему. Глядя на Ричарда Верни, я и представить себе не могла, чтобы он лил слезы над мертвым псом. Я вообще не могла представить слезы на этом холеном лице, даже если бы на его глазах трагически погибла его жена или дочь! А еще я знала наверняка, что он травит меня, в этом не было никаких сомнений! Все относились ко мне, как к ребенку, а то и как к сумасшедшей, никто не хотел верить мне – меня и слушали-то вполуха, не воспринимали всерьез, полагая, что я несу какую-то нелепицу, что все мои россказни – плод моего больного воображения. Но я-то знала правду: меня травили, отчаянно пытались убить! Иначе почему же еще любое блюдо, которое я ела в Комптон-Верни, рвалось наружу и от него у меня ныл кишечник и болела грудь? При этом стоило мне поесть где-то в другом месте – и мой желудок с легкостью переваривал всю предложенную ему пищу, которая не причиняла ему никакого вреда. И все же никто не верил мне, все считали, что я выжила из ума или серьезно больна. Все окружающие устали от моих чудачеств, причиной которых была тоска по мужу. Несколько дней я так переживала из-за своего одиночества, что пролежала все это время в постели, прижавшись к Кастард и Оникс, и мои горькие слезы сбегали по щекам прямо на их мягкую шерсть.

У меня хватило ума понять, что моя смерть должна была послужить высокой цели и кое-кто видел в ней немалую выгоду для себя. Умри я от смертельного недуга, Роберт избавился бы наконец от плодов своей давней ошибки. Для него моя кончина стала бы началом свободной жизни, в которой я ему отказала, не дав развода. Так он поставил бы точку в этой истории, избежав позорного скандала, – ведь тогда мой муж просто стал бы безутешным вдовцом. Но он недолго соблюдал бы траур по мне, затем вновь надел бы свои пурпурно-золотые одежды, разукрашенные павлиньими перьями, и бросился бы свататься к своей высокородной возлюбленной. Рано или поздно, но он получил бы столь желанную корону, а я бы спала в это время вечным сном, и мои кости гнили бы в мраморной гробнице.

Совсем отчаявшись, я послала в Лондон за лекарем, который за очень нескромную плату привез мне рог единорога – единственное действенное средство от отравлений. Одни говорили, что его нужно просто окунать в еду или питье, которое могло быть отравлено, и тогда яд не причинит никакого вреда, другие считали, что нужно истолочь драгоценный рог в порошок и принимать его перед трапезой.