Слезы темной воды - Корбан Эддисон (2015)

– А кто-нибудь может это знать?

Махмуд пожал плечами:

– Вероятно, кто-нибудь у Хавы Абди. У них офис в Найроби. Можете наведаться туда, когда вернетесь.

Меган медленно вздохнула, понимая, к чему может привести ее следующий шаг.

– Вы сказали, деревня всего в двадцати километрах отсюда. Отвезете меня туда?

Махмуд рассмеялся, но как-то неестественно.

– Моя охрана на это не согласится.

– Почему?

Он снял очки и пристально посмотрел на нее.

– Госпожа Деррик, возрождение, о котором я вам рассказывал, происходит только в Могадишо. В сельских районах власть по-прежнему принадлежит «Шабааб». Если вы высунете нос из города, самое большее через сорок пять минут они придут за вами.

Воспоминания водопадом обрушились на Меган. Гуманитарные работники, похищенные в Дадаабе, и операция «котиков» по их освобождению; незнакомец, позвонивший ей в самолете и расспрашивавший о ее планах; гуляющее по Интернету видео обезглавливания Ника Берга в Ираке. Меган не сомневалась, что Махмуд прав, говоря об опасности, но она не могла вернуться, не узнав правду. Исмаил гнил в камере, ему грозила смертная казнь за тяжкое убийство. Если он примкнул к пиратам исключительно ради денег, жюри, скорее всего, отдаст его палачу. Но если его заманили или как-нибудь принудили это сделать, можно было рассчитывать на снисхождение.

– Кто-нибудь может меня туда доставить? – спросила она.

Махмуд взглянул на нее как на сумасшедшую.

– Вы это серьезно?

Она молча смотрела на него.

Наконец он вздохнул.

– Если уж вам так хочется попасть туда, поговорите с кем-нибудь в АМИСОМ.

Ясмин

Средняя Джубба, Сомали

21 марта 2012 года

Наджиб вернулся домой по пыльной дороге через две недели после смерти Фатумы и ребенка. Жители деревни приветствовали его боевой внедорожник на улицах не потому, что любили его. Они знали, что он может с ними сделать, если решит, что они настроены против него. Если его люди поймают кого-нибудь жующим кат, курящим сигареты, слушающим западную музыку или футбол по радио, провинившегося выпорют кнутом. Если чья-то мать, сестра или дочь выйдет на улицу с непокрытой головой, ее схватят и тоже выпорют. Если кого-то обвинят в прелюбодеянии или распущенности, его забьют камнями насмерть. Если шпион донесет, что кто-то пренебрежительно отзывался о «Шабааб», этот человек будет казнен без суда и следствия. Если кого-то поймают на тайном сотрудничестве с правительством, его публично обезглавят. Жители деревни приветствовали Наджиба, потому что его власть над ними была абсолютной.

Ясмин готовила на кухне обед, когда услышала шум. Сначала очень тихий – шепот, прилетевший с ветром. Но с каждой секундой он делался громче, пока не превратился в шум мотора и визг тормозов. «Он здесь», – подумала Ясмин и бросилась в свою комнату, чтобы надеть хиджаб и вуаль. Подав Джамаад тарелку риса с чатни, она пошла к калитке, повторяя в уме имена Бога, чтобы прогнать страх: «Аллах, ар-Рахман (Милостивый), ар-Рахим (Милосердный), аль-Малик (Царь), аль-Куддус (Святой)…»

А потом появился он. Внедорожник шумно въехал во двор, его люди – на этот раз четверо, – уставшие после боя, держали автоматы дулом кверху, их лица были полностью замотаны платками, только глаза поблескивали. Наджиб сидел за рулем в белоснежной рубашке и солнцезащитных очках, его платок был черен, как пустыня в безлунную ночь. Ясмин подошла к дверце машины и остановилась, не говоря ни слова. Она никогда не обращалась к нему, если он не начинал разговор. Однажды попыталась, и он ударил ее по лицу за то, что она помешала ему думать. Синяк на щеке потом неделю не сходил.

Он открыл дверь и вышел из машины, разматывая платок и снимая очки. Наджиб был красивым мужчиной – орлиный нос, умные глаза, борода, которую он тщательно подрезал.