Слезы темной воды - Корбан Эддисон (2015)

– Ас-саляму алейкум, – сказал он, когда его люди высыпались из внедорожника и начали разбирать вещи. Он повернулся к Джамаад, которая оставила обед и вышла во двор. – Фатума в доме?

Ясмин позволила Джамаад сообщить ему известие. До этого она предлагала рассказать ему о Фатуме заранее, но Джамаад не согласилась, возразив, что он лучше воспримет такую новость при личном разговоре.

Джамаад на мгновение застыла, а потом выпалила полуправду:

– С беременностью возникли сложности. К нам приходила Фиидо. Мы сделали все, что могли. Мы отвезли ее в больницу в Марере, но там она и ребенок умерли.

Наджиб долго стоял не шевелясь, словно окаменел. Потом развернулся и выхватил автомат из машины. Он вышел за калитку на тропинку, ведущую к реке. Ясмин не сдвинулась с места. Она прекрасно разбиралась в его настроениях и знала: пока он в таком состоянии, что бы она ни сделала, это будет расценено как провокация. Джамаад была не такой сообразительной. Она двинулась следом за ним, всхлипывая и рассказывая, как она старалась спасти ребенка.

Грянувшая автоматная очередь сотрясла Ясмин, как разряд электричества. Но она осталась на месте. «Он убил ее? – пронеслось у нее в голове. – Неужели он мог убить собственную тетю?» А потом она услышала крик женщины – крик не боли, а ужаса, – и только тогда выдохнула. Через несколько секунд Джамаад с перекошенным от страха лицом вбежала во двор и исчезла в доме.

Наджиб долго не появлялся, но Ясмин ждала его покорно, не обращая внимания на жару и пот, собирающийся на коже под абайей. Наконец он вошел через калитку и остановился перед ней.

– Все было так, как она говорит? – спросил он.

– Да, – ответила Ясмин, зная, что правда только разъярит его еще больше.

Он скользнул глазами по ее лицу и порычал:

– Мои люди голодны.

Когда он ушел, она вернулась на кухню и прикинула, сколько еды нужно будет приготовить. Столько риса, чтобы накормить пятерых мужчин, у нее не было, зато было вдоволь овсяной крупы. Еще у нее имелось козье мясо, молоко с рынка и замороженные манго, которые можно было разморозить. Получалось совсем неплохое угощение, они, возможно, уже давно не ели ничего подобного. Это насытит их и, если ей повезет, усмирит гнев Наджиба.

Со двора донесся разговор и смех его людей. «Он не рассказал им о ребенке», – решила она. Это можно было понять. Наджиб жил в коконе секретности. Все, что она о нем знала, стало ей известно благодаря собственным наблюдениям или деревенским слухам. Никто не знал, где он бывает, когда уезжает из дома. Поговаривали о каком-то тренировочном лагере на острове Бэдмэдоу рядом с кенийской границей и о базе на берегу в Барааве, но никто их не видел. Люди шепотом рассказывали друг другу, что он проводит время с муджахидин из Афганистана, но подробностей не знали. Даже его роль в «Шабааб» была окружена таинственностью. Все боялись его власти, но никто не знал, перед кем он отчитывается в организации. Даже одного его прозвища было достаточно, чтобы постоянно подогревать бесконечные домыслы, – Азраил, жнец душ.

Обед она подала мужчинам в тени дерева хигло, а сама поела в доме с Джамаад, которая уже перестала хныкать и теперь угрюмо помалкивала. Ясмин знала, что той несколько дней придется ходить по ниточке, пока к ней не вернется благосклонность племянника. Но она не собиралась терпеть Джамаад долго. За дни, прошедшие после смерти Фатумы, Ясмин разработала план побега и начала собирать и прятать провизию по разным уголкам дома. Если в этом году дожди гу все же пойдут, у нее появится шанс – хоть и мизерный – исчезнуть.

* * *