Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

Сказал Шагад кабульскому владыке:

«Чтоб нам исполнить замысел великий,

Ты пиршество устрой, зови князей,

Зови певцов, зови богатырей.

За чашей вспыхни мнимым гневом вздорным,—

Ты трусом назови меня позорным.

Обижусь я, в Забулистан уйду,

Перед Рустамом с жалобой паду.

Отцу пожалуюсь и людям близким;

Тебя я подлым назову и низким.

Тут за меня обидится Рустам —

И в гневе поспешит, не медля, к нам.

А на его дороге — по лугам —

Ты вырой несколько глубоких ям.

Для тигров ямы роются такие;

Ты в ямах утверди мечи стальные.

Ставь к лезвию почаще лезвиё,

Так, чтоб торчало кверху острие.

Пять ям — добро! А десять — лучше будет!

Тогда-то край наш тяготы избудет.

Рыть ямы людям верным поручай.

И ветру тайны той не сообщай.

Ветвями сверху ямы те прикрой ты.

В глубокой тайне это все устрой ты».

Внял царь совету злобного глупца.

Созвал людей на пир в саду дворца.

Кабульские мужи все были званы,

Уселись по чинам за дастарханы.

Насытились. Под звуки струн потом

Взялись за чаши с царственным вином.

Тут громко, по дурной своей натуре,

Сказал Шагад, надменно брови хмуря:

«Как я унижен тем, что тут сижу!..

Я всех мужей у вас превосхожу!

Отец мой — Заль! Мой брат — Рустам великий!

Вы все — мои рабы, я вам — владыка!»

Разгневался, вскричал кабульский шах:

«Хвастун презренный! Ложь в твоих словах!

Ты не от корня Сама и Нейрама!

И ты — не брат, не родственник Рустама!

Седой Дастан не помнит о тебе,

И Тахамтан не помнит о тебе!

Ты был у них слугою — самым низким…

Тебя в их доме не считают близким!»

От слов его разгневался Шагад;

Стремительно он вышел из палат,

В Забул помчался с верными мужами,

В пути проклятья изрыгал устами.

Коварен, подл, хоть возрастом — юнец,

В слезах вошел он к Залю во дворец.

Увидев сына — стан его и плечи,—

Премудрый Заль обрадовался встрече.

Он расспросил Шагада, обласкал,

Утешил — и к Рустаму отослал.

Рустам был рад. Он видит: брат прекрасен,

Могуч, разумен, духом тверд и ясен.

Сказал он: «Истинны уста молвы:

Все внуки Сама — пахлаваны-львы!

Как тесть твой — шах кабульский поживает?

Он честью ли Рустама вспоминает?»

Рустаму скорбно отвечал Шагад:

«Не говори о тесте, милый брат!

Он добр ко мне и ласков был доныне,

Был щедр со мной и полон благостыни.

Но винопийцей он позорным стал,

От пьянства дерзким он и вздорным стал.

Свой подлый нрав внезапно вдруг явил он,—

Меня пред всем Кабулом оскорбил он.

Кричал: «Доколе буду дань платить,

Перед Систаном голову клонить?

Что мне Рустам? Я знать его не знаю.

Я сам ни в чем ему не уступаю».

А мне сказал, что Залю я не сын.

А если сын, то — стыд его седин.

Так он кричал, при всех меня позоря.

Уехал бледный я, в слезах от горя».

Рассказу внял, разгневался Рустам.

«Добро! — сказал. — За все ему воздам!

И ты не думай о кабульском шахе.

Его венец валяться будет в прахе.

За эти дерзкие слова его