Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

От плеч отскочит голова его.

Застонет скоро шахский дом Кабула.

Тебя поставлю я царем Кабула!»

Дней семь он брата у себя держал,

С собою рядом на пирах сажал.

Тем временем в поход сбираться стал

Мужей, покрытых славою, созвал он.

Он снарядил воинственную рать,

Чтобы Кабул мятежный покарать.

Как завершились хлопоты с войсками,

Первоначальный гнев утих в Рустаме.

И тут сказал Рустаму льстец Шагад:

«Не помышляй о битве, милый брат!

Мы на воде твое напишем имя,—

В Кабуле ужас овладеет ими.

Такой охватит их великий страх,

Что все перед тобой падут во прах.

Я думаю, что неразумный шах

Раскаялся теперь в своих словах!

Гонцов с дарами, думаю, пришлет он,

Назад меня с поклоном призовет он».

Рустам ответил: «Это верный путь.

Зачем войска мне за собой тянуть?

Тут сотни всадников моих довольно,

Меня да Завары — двоих довольно».

Кабульский шах роет ямы на охотничьем угодье

Рустам и Завара падают в яму

Встал шах кабульский — дивово отродье,

Поехал на охотничьи угодья.

С собой он землекопов сотни взял,

Копать большие ямы приказал.

В работе землекопы яры были;

Луга, угодья ямами изрыли.

А вырыв ямы, укрепили в них

Мечей и копий множество стальных.

И сверху так искусно их прикрыли,

Что ямы вовсе незаметны были.

Когда Рустам в поход сбираться стал,

Шагад в Кабул гонца тайком послал.

«Идет без войск Рустам! Без промедленья

Встречай его, в слезах моли прощенья».

Навстречу выехал кабульский шах,

С коварством в сердце, с лестью на устах.

И, встав на рубеже Кабулистана,

Сошел с коня, увидев Тахамтана.

Снял с головы тюрбан индийский свой,

Склонился обнаженной головой.

Снял сапоги и, босиком ступая,

Шел униженный, стоны исторгая.

Пал ниц, слезами землю оросил

И долго он простить его просил:

«Пьян был твой раб — достойный лишь презренья!

Погублен я безумьем опьяненья…

Прости, могучий, милость мне яви!

Мой дух твоим величьем обнови!»

Посыпав темя прахом, он на милость

Надеялся. А в сердце месть таилась.

И, по великодушью своему,

Рустам смягчился и простил ему.

Велел ему покрыть тюрбаном темя,

Обуться, ехать рядом, стремя в стремя.

Пред городом Кабулом им предстал

Зеленый дол. Он душу услаждал.

Леса росли, ручьев шумели волны,

Луга и чащи были дичью полны.

Они на отдых стали в тех местах,

Устроить пир велел кабульский шах.

Воссели на высокие сиденья,

Потребовали музыки и пенья,

И за вином сказал Рустаму шах:

«Онагров много на моих лугах.

Они непуганными табунами

Пасутся невдали между холмами.

Газелям, сернам, ланям — нет числа,

Не настигала их ничья стрела.

Лишь для тебя — Рустама-исполина —

Мной береглась та вольная долина».

От слов его Рустам повеселел,

Ловитвы он привольной захотел.

Охота — вот была его отрада,

За все невзгоды прежние награда.

Обычай мира древнего таков:

Мы в море тайн не видим берегов.