Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

— А то! — Осьма поерзал в седле и глянул на Алексея, как учитель на непонятливого ученика. — Если бояре без князя нашествие отобьют, то на кой им князь? Князьям на то и подати платят, и бесчинства людишек их терпят, чтобы защищал, а если не может… понял меня?

— Это ты дурнем не прикидывайся! «Платят», «терпят», — передразнил Алексей собеседника — да попробовали бы не платить и не терпеть, им бы так напомнили, кто в доме хозяин, что до конца жизни почесывались бы, если б, конечно, головы на плечах сохранили.

— Ну, не скажи, Леха, не скажи. Или не знаешь, что иным князьям, не только «путь указывали», но, бывало, и живота лишали?

— «Путь указывает» не боярство, а вече![55]

— Ну что ты, как дитя?! Вече, вече… еще скажи «глас народа». — Осьма презрительно сплюнул, но глянув на Алексея, торопливо выставил перед собой ладонь и заговорил иным тоном: — Ладно, ладно! Были времена, когда вече и впрямь гласом народным глаголало, да только прошли те времена давным-давно. Когда народу не так уж много, когда все друг друга знают… тогда — да, вече. А теперь, когда города выросли, когда, скажем, в том же Турове многие тысячи людей, когда один горожанин на другого смотрит и не знает, свой это или посторонний… Нет, Леха, теперь это не вече, а так, видимость одна. Или не слыхал, как бояре горлопанов покупают, чтобы на вече орали, не то, что думают, а то, за что заплачено? Или ни разу не приходилось слышать, что за боярином таким-то столько-то народу, а за таким-то столько-то? И это по-твоему «глас народа»? Девкой-то наивной не прикидывайся.

— Вот ты про какой товар с гнильцой говорил! Да, за такую «торговлю» и впрямь головами платят. — Алексей ухмыльнулся и подмигнул Осьме. — А не из-за этой ли «торговли» тебе от князя Юрия прятаться приходится? А, Осьмуха?

— Да не обо мне речь! Ну что ты непонятливый такой? Свято место пусто не бывает! Если туровское боярство силу за собой почует, так не просто князя погонят, а выбирать станут, кого на туровский стол позвать! Ну, дошло теперь?

— Хочешь сказать, что Корней с Федором думают сменить Вячеслава из Мономашичей на Вячеслава из Святополчичей?

— Так племянник же! И на Мономашичей зол! И…

— Ну, ты загнул! — перебил Алексей, но уверенности в его голосе не чувствовалось.

— Да ты же сам говорил, что Вячко Клецкий может полесское боярство поднять и возглавить! Для чего, ты думаешь, Корней с Федором надумали его в Пинск вызвать?

— Я говорил, что это глупость! И сейчас то же самое скажу! Туровские земли почти со всех сторон Мономашичами окружены, задавят!

— Но соблазн-то какой! Сами нашествие отбили, сами князя себе выбрали. Да поместное боярство только о том и мечтает!

— Опять бояре… — Алексей поморщился. — Только и думают, что о своей выгоде, а во что это оборотиться может…

— Боярин боярину рознь! — Осьма снова заговорил менторским тоном. — Это княжьи людишки только и мыслят, что урвать побольше с земли, да еще и от князя милости получить — им более жить не с чего! А поместное боярство в обустройстве земли заинтересованно, в неизменности порядка и в изжитии временщиков, которые сегодня здесь, а завтра вместе с князем в иное место подались. А после них — хоть трава не расти. А тут случай такой князю сказать: «Или ты правитель наш, или перекати-поле. Если правитель, то совершай деяния правителя, в благополучии своей земли заинтересованного, а если перекати-поле… так и катись! На тебе свет клином не сошелся»![56] После того, как полоцкое нашествие отобьют, у многих, знаешь ли, в головах кружение начнется.

— Его еще отбить надо. — Алексей на секунду задумался, а потом отрицательно покрутил головой. — Нет, Корней муж умудренный, на такие дела не пойдет.

— Да ты подумай! Соблазн-то какой: племянник на княжьем столе, которому деваться некуда, а потому он по рукам и ногам повязан — хочет не хочет, а советов будет слушаться и льготы, какие потребуют, даст. А еще…