Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Треплются, сами не зная о чем! Не был Венцеслав князем и быть не мог, потому что не из княжеского рода происходил. Это мы Болеслава, на латинский манер, королем зовем, а сами ляхи его великим князем величают, все, как у нас. Поляки — те же поляне — ветви одного рода славянского. Как у нас нет князей нерюриковичей, так и у них не может никто в князья вылезти, не будучи княжеского рода.

Ходят, правда слухи, что король Болеслав хочет земли сыновьям раздать, тогда, может, и появится настоящий князь Мазовецкий. А намерение ляхов сходить к нам за холопами, скорее всего связано с тем, что Болеслав раздает верным людям земли, с населением или без оного, а за это они обязаны ему воинской службой. Тут намекай, не намекай… да и намекать-то некому — в Плотске[53] хозяина сейчас нет. Так что, придется нас самим с ляхами разбираться.

* * *

На следующий день боярин Федор с утра уехал к себе на Княжий погост, чуть позже собрались уезжать в крепость и Алексей с Осьмой.

Алексей только слегка ухмыльнулся, когда услышал, как в тороках, которые работник из лавки пристраивал на вьючную лошадь, узнаваемо звякнул кольчатый доспех. Ухмылка эта вовсе не была насмешкой или высокомерием — старший наставник Младшей стражи просто отдавал должное разительному несоответствию внешнего облика Осьмы, никак богатырем, даже простым воином, не выглядевшего, и тем, как естественно, с заметной опытному глазу многолетней привычкой, купец носил на поясе меч и тяжелый боевой нож.

Когда всадники перебрались на другой берег Пивени и немного отъехали по лесной дороге, Осьма, прокашлявшись для начала разговора, поинтересовался:

— Ну, и как тебе боярин Федор?

— Боярин, как боярин, — Алексей слегка пожал плечами — не хуже и не лучше иных.

— Не лучше, значит… не любишь ты княжьих людей.

— Так не девки, чего их любить?

— А ведь ты и сам в нарочитых людях ходил и в немалых…

— Я во всяких ипостасях обретался! — Алексей искоса глянул на Осьму. — Чего ты крутишь-то, спросить чего хочешь?

— Хочу, только ты не подумай чего, я к боярину Корнею со всем уважением…

— Осьмуха, кончай юлить! — Алексей сделал притворно грозную мину. — А то еще подумаю, что ты мне гнилой товар всучить пытаешься!

— Так товар-то, Лешенька, и впрямь, с гнильцой, да еще и заразный. Такой, знаешь ли, что княжьи мытники, если дознаются, не только не пропускают, а еще и вместе с ладьей сжечь норовят. От греха.

— Да? И почем же продаешь?

— Дорогонько встанет, ох дорогонько, и не серебром, а кровушкой, головами человечьими. Да и продаю не я… — Осьма прервался и ожидающе покосился на спутника.

Алексей паузу тянуть не стал и послушно задал вопрос, которого купец и дожидался:

— Кто?

— Корней!

— А-а, ты насчет того, что он одной сотней полоцким князьям всю их задумку поломать собирается? — Алексей усмехнулся с превосходством военного человека, знающего то, что недоступно пониманию торгаша. — Не знаешь ты, Осьмуха, Корнея, и сотню ратнинскую не понимаешь! Знал бы ты, сколько раз они волынянам вот такие же задумки ломали! Бывало, что и назад заставляли поворачивать еще до того, как из Турова подмога подходила…

— Да не о том я! — досадливо перебил Осьма. — Это-то понятно, и Корней, как я понимаю, в таких делах умелец изрядный. О другом речь. Ты заметил, что весь разговор шел так, будто князя в Турове и вовсе нет?

— Так его, и вправду, сейчас в Турове нет…

— Тьфу! Ну, чего, Леха, ты дурнем-то прикидываешься?! Разговор шел так, будто князя в Турове ВООБЩЕ нет! Один раз помянули, что в степь с братьями ушел, и все, а про Святополчичей, которых Мономах изгоями[54] сделал, то так, то сяк поминали, да еще и переглядывались между собой со значением. Или не заметил?

— Ну и что?