Сталинград - Энтони Бивор (1998)

«В последние два дня, – отмечалось в донесении в Москву от 6 ноября, – противник сменил тактику. Возможно, из-за больших потерь за последние три недели немцы перестали атаковать крупными силами».[511] Далее сообщалось, что на территории завода «Красный Октябрь» вермахт перешел к «…разведке боем с целью выявления слабых мест в стыках между нашими полками». Однако эти новые «внезапные атаки» не были более успешными, чем старые, традиционные, которым предшествовали бомбардировки и массированные артиллерийские обстрелы.

Из Сталинграда в первую неделю ноября докладывали и подробности: «…немцы начали закрывать окна и амбразуры в укрепленных ими зданиях стальной сеткой».[512] Гранаты от нее отскакивали. Для того чтобы пробить такую защиту, нужны были легкие полевые пушки, которых в 62-й армии не хватало. Переправлять оружие и боеприпасы через Волгу было по-прежнему очень опасно, и красноармейцы решили «усовершенствовать» гранаты – они стали приделывать к ним крючки, чтобы те цеплялись за сетку.

На многих кораблях и катерах Волжской флотилии кроме судовых орудий были установлены башни танков Т-34. Они вели огонь по позициям 16-й танковой дивизии у Рынка. Немецких солдат продолжали выматывать «мощные вражеские бомбардировочные налеты».[513] Словом, в начале ноября советские войска, сами сильно обескровленные, делали все возможное и невозможное, чтобы деморализовать противника.

«Сегодня, – писал 7 ноября своему брату Гроскурт, – мы ждем общего наступления по всему Восточному фронту. Ведь это годовщина большевистской революции».[514] Однако празднование двадцать пятой годовщины Октября ограничилось поощрением советских солдат, «перевыполнивших свои обязательства уничтожать фашистов, сделанные в ходе социалистического соревнования».[515] В первую очередь выполнения своих обязательств ждали от комсомольцев, но в 57-й армии, докладывал начальник ее политотдела, «из 1697 комсомольцев 678 до сих пор не убили ни одного немца».[516] Предположительно, этими отстающими всерьез занялись особисты.

Некоторые празднования в честь Октябрьской революции не получили одобрения командования. Так, командир одного из батальонов и его заместитель, везущие пополнение для 45-й стрелковой дивизии, «напились и отсутствовали тринадцать часов».[517] Солдаты разбрелись по берегу Волги… В некоторых дивизиях Сталинградского фронта отмечать праздник было просто нечем, потому что водочное довольствие им доставили слишком поздно или не доставили вовсе. В этот день некоторые части остались не только без водки, но и без еды.

Не дождавшись «наркомовских» 100 граммов, кое-кто из солдат попробовал заменить их разными суррогатами. Последствия, как всегда в таких случаях, оказались печальными. 8 ноября 28 бойцов 248-й стрелковой дивизии умерли на марше прямо в степи. Медицинских работников поблизости не нашлось, поэтому никакой помощи им не оказали. В чем, собственно, дело, никто не признался. Офицеры постарались представить все так, будто солдаты умерли от переохлаждения и потери сил, однако у следователей особого отдела НКВД возникли подозрения. Было произведено вскрытие 24 тел. Оно показало, что причиной смерти красноармейцев стало употребление в чрезмерных дозах «противохимической жидкости».[518] Солдаты выпили раствор препарата, который нужно принимать при газовой атаке, причем в маленьких дозах. По-видимому, эта ядовитая жидкость содержала спирт. Одного из выживших бойцов допросили в госпитале. Он признался, что кто-то сказал, будто это что-то вроде вина. Сотрудники НКВД классифицировали дело как акт саботажа, хотя были другие варианты – преднамеренное хищение военного имущества или просто пьянство.