Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Из оборудованной всем необходимым застекленной королевской ложи с телевизионным экраном на задней стене открывается самый лучший вид на трек. После четвертого заезда королева приглашает гостей и высокопоставленных лиц со всего королевского сектора на чай в ее личном зале за ложей, где лакеи разносят сэндвичи, сконы, клубнику со сливками и пирожные. Какое-то время Елизавета II проводит за беседой с гостями, но с началом следующего заезда тут же вскакивает, боясь пропустить хоть секунду. “Как и любому человеку, нам свойственна надежда, – сказала однажды королева, отвечая на вопрос о своей любви к конному спорту. – И азарт, заставляющий верить, что наша лошадь окажется лучше соперницы, поэтому мы этим и занимаемся” (71).

Скачки и разведение королева оплачивает из своих личных средств, компенсируя часть затрат призовыми деньгами, платой за случку с племенными жеребцами и продажей некоторых призеров другим заводчикам. Чистая сумма затрат, по подсчетам, составляет полмиллиона фунтов в год. 1950-е принесли Елизавете II (72) целую плеяду призеров во главе с ее любимцем Ореолом, который, проиграв Эпсомское дерби, выиграл другие скачки, в том числе престижные розыгрыши кубков короля Георга VI и королевы Елизаветы в Аскоте. В 1954 и 1957 годах ее величество оказалась в самом большем выигрыше среди всех британских игроков.

Всеми удачами и неудачами коннозаводческой и конноспортивной жизни Елизавета II делилась с матерью. В 1949 году они на паях владели стипльчейзером по кличке Монавин, но, когда после перелома ноги во время прыжка через барьер на скачках в Херст-парке его пришлось усыпить, королева решила ограничиться гладкими скачками, тогда как сердце Елизаветы-старшей по-прежнему принадлежало стипль-чезу, скачкам с препятствиями. Имея больше свободного времени, королева-мать чаще, чем Елизавета II, посещала скаковые мероприятия и чаще испытывала азарт владельца, болеющего в заезде за свою собственную лошадь.

Королева-мать активно интересовалась увлекавшим ее дочь разведением чистокровных лошадей, и Елизавета II отдавала матери тех, кто выказывал больше способностей к взятию барьеров, чем к бегу по ровной местности. Обеих королев объединяли глубокие познания в лошадиных статях. В ежедневных телефонных разговорах они успевали обменяться всем – от сплетен о жокеях, тренерах, призерах и проигравших до новостей о травмах, разведении, выжеребке и именах. Из путешествий они слали длинные письма, делясь наблюдениями и советами. “Скачки здесь – это что-то невероятное, – писала ее величество из Новой Зеландии. – Все напропалую делают ставки и устраивают марафоны по восемь заездов кряду” (73).

Елизавета II с радостью спонсировала увлечение матери скачками, зная, что той оно доставляет огромное удовольствие. В неудачный год, когда стипльчейзеры Елизаветы-старшей проигрывали один за другим, королева предложила оплатить и гонорары тренеров. “Королева-мать с благодарностью согласилась, – сообщает ее биограф Уильям Шокросс, – поставила свою подпись в счете и под общим итогом приписала: “О боже!” (74)

Не утратившую и на седьмом десятке лет жизнерадостности и энергичности “королеву-матушку”, как ее ласково прозвали в таблоидах, несложно было порадовать. Слегка располневшая, она считалась “большим гурманом” (75), хотя родные и подтрунивали над ее не самыми скромными аппетитами. В декабре 1966 года (76) у нее диагностировали рак толстой кишки, о чем за пределами семьи не знал никто. Опухоль удалили, дальнейшее лечение не требовалось, рецидива не последовало. Достаточно было спокойного восстановительного периода в Сандрингеме, чтобы к Елизавете-старшей вернулась былая бодрость.