Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Возможность проводить больше времени в детской не тяготила Елизавету II, поскольку ей удалось отлично поладить с Мейбл Андерсон. Старшая няня Чарльза и Анны, Хелен Лайтбоди, была властной женщиной на пятнадцать лет старше королевы и жестко вела себя с детьми. Лайтбоди отдавала предпочтение Чарльзу, поэтому замечания и наказания сыпались в основном на Анну. Недовольный слишком суровым обращением (3) со своей ершистой дочерью, принц Филипп договорился, чтобы с Лайтбоди распрощались.

Мейбл Андерсон была на год младше королевы, умела проявить гибкость и согреть лаской, твердо зная, что хорошо, а что плохо. Елизавета II не робела перед ней (4), как робела перед Лайтбоди, и парой младших детей они занимались вдвоем. Когда Андерсон брала отгулы, королева легко оставалась в детской с Эндрю и Эдвардом, купала их, повязав фартук, и пела им колыбельные, убаюкивая на ночь. Некоторые критики предполагают, что младших она излишне баловала, компенсируя недоданное старшим детям внимание.

По-прежнему не склонная к поцелуям и объятиям, с Эндрю и Эдвардом она все же раскрепощалась и больше играла с ними. Они знали, что Букингемский дворец – это офис, где, по словам Эндрю, все подчинено “работе, долгу и обязанностям” (5). Однако в коридоре у детской часто раздавался стук теннисного и футбольного мячей, чудом не задевающих стеклянные витрины. Сэр Сесил Хогг, больше десяти лет служивший семейным отоларингологом, наведываясь во дворец для планового осмотра, “слышал, как буянят в соседней комнате младшие дети, – вспоминает его дочь Мин Хогг. – Когда один из разбойников ворвался в королевскую спальню, Елизавета II, рассмеявшись, воскликнула: “Уж эти мне ваши монстры!” (6)

В Виндзорском замке, который мальчики считали своим настоящим домом, они гоняли на велосипедах и педальных машинках (7) не только по гравиевым дорожкам сада, но и по раззолоченному Большому коридору, украшенному двадцатью двумя полотнами Каналетто и сорока одним бюстом на постаментах из искусственного мрамора. Если мальчикам случалось споткнуться и упасть, королева “поднимала нас и говорила: “Не глупи, ничего страшного, иди умойся”, – как самая обычная мама” (8), – вспоминает Эндрю. За чаем они с родителями смотрели спортивную передачу BBC “Grandstand”(“Трибуны”) по субботам и “The Sunday Cricket League” (“Воскресную лигу крикета”). “В семье мы чаще видели королеву по выходным, чем по будням”, – говорит Эндрю.

Чарльз и Анна в 1960-х в основном жили в школе. В престижном пансионе Бененден в Кенте Анна освоилась гораздо лучше, чем ее старший брат в Чиме и Гордонстоуне. От вредин-однокашниц, которых она прозвала “едкой щелочью” (9), ее спасала унаследованная от отца толстокожесть и острый язык. Директор отмечала у Анны “умение поставить себя естественно, без агрессии” (10). Как и принц Филипп, она “схватывала все на лету”, и ее раздражали тугодумы. Обогнав мать в росте (метр шестьдесят семь), она обладала подтянутой фигурой. От королевы ей досталась также фарфоровая кожа, но черты лица получились более резкими, особенно выпяченная нижняя губа, придававшая ей угрюмый вид. Подростком Анна носила длинные волосы, несколько смягчая эту резкость.

При всем своем остром уме Анна не питала особого интереса к науке, и набранных после аттестационных экзаменов баллов оказалось недостаточно для поступления в университет. Она предпочитала покорять спортивные вершины – еще одна черта, унаследованная от отца, который учил ее ходить под парусом в бурных шотландских водах и соревновался с ней на регате в Коузе. Анна писала, что хождение на яхте дает “ощущение полной свободы, которое до этого она испытывала только в седле <…> Это состязание со стихией, проверка на прочность и на соответствие своим идеалам” (11). Анна прониклась страстью к лошадям с той минуты, как двухлетней малышкой ее впервые усадили на коня – белого пони по кличке Фам (12). Окончив в 1968 году Бененден, восемнадцатилетняя Анна посвятила себя достаточно жесткому виду спорта – конному троеборью.