Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Чарльзу, однако, под грузом отцовских требований и ожиданий пришлось несладко. Он мужественно сносил физические испытания – выдержав, например, оба семестра в школе Тимбертоп, затерянной в австралийской глуши. Вернувшись в Гордонстоун, он занял ту же руководящую должность старосты, которую когда-то занимал отец. Он даже подражал некоторым его манерам – закладывал руку за спину при ходьбе, разряжал атмосферу непринужденной шуткой, одергивал рукава пиджака, сплетал пальцы или тыкал в воздух указательным, подчеркивая свои слова.

Однако Филипп продолжал вместо похвал сыпать упреками, еще больше подрывая уверенность Чарльза в себе. Филипп не мог смириться с “разительным несходством” (19) между собой и сыном. “Он романтик, а я прагматик”. И хотя Чарльз никогда бы в этом не признался, как писал Джонатан Димблби, “принц жаждал одобрения и любви, которые его отец – и мать – не могли или не хотели ему дать <…> В качестве защитной реакции у него вырабатывалась все большая холодность и официальность в отношениях с родителями” (20). Когда наступало время принимать решения относительно будущего Чарльза, отец с сыном обменивались сухими письмами, уменьшая вероятность конфликта.

Больше всего точек соприкосновения с родителями у королевских детей обнаруживалось в Сандрингеме и Балморале. Для Елизаветы II Сандрингем – это “не только убежище, но и коммерчески рентабельные земли”. “Я люблю фермерский труд <…> люблю животных, – говорит ее величество. – Одних возделываемых земель мне было бы недостаточно” (21). Королева и принц Филипп привили всем своим четверым детям любовь к природе, и они, по свидетельству Анны, умели ценить “чистую роскошь” верховых прогулок по “скошенным полям вокруг Сандрингема” (22), а также “прелесть рябиновых и березовых рощ в осеннем уборе и величие старых шотландских сосен” (23) в Дисайде. Чарльз проникся настолько, что в двадцать лет даже сочинил для младших братьев книгу о мифическом “Старце из Лохнагара”, который жил в пещере над Балморалом и, попробовав съездить в Лондон, вернулся в итоге в свою отшельническую нору.

Филипп научил всех четверых детей стрелять, нырять в заводях реки Ди и ловить лосося нахлыстом. Анна охотилась вместе с матерью на оленей – зачастую оказываясь, кроме королевы, единственной женщиной на оленьей тропе. Родители и дети проявляли единодушное уважение к сельским обычаям и обрядам – таким, например, как намазывание щек кровью после добычи первого своего оленя.

Всей семьей они часто ездили на Королевском поезде в горы и не раз начинали отпуск с круиза на “Британии” по Внешним Гебридам. С конца 1960-х морские путешествия стали традицией. На борту корабля Елизавета II ходила в брюках – один из немногих поводов (24), кроме охоты или верховой езды, облачиться в этот вид одежды. В них ей было удобнее (и приличнее) садиться в шлюпки, перевозившие их с яхты на безлюдные берега, где устраивались пикники. Кульминацией круиза становился День “Британии”, когда яхта швартовалась в Кейтнессе у Северного побережья. Они высаживались в порту Скрабстер и кавалькадой машин отправлялись в замок Мэй, где к их приезду уже несколько недель готовилась королева-мать (25) с помощью своей фрейлины Рут Фермой, отдавая распоряжения повару и проверяя спелость фруктов и овощей в саду. Был год, когда королева-мать отправила дочери на “Британию” срочную телеграмму: “Катастрофическая нехватка лимонов. Не могли бы вы привезти парочку с собой? М .” (26). Королева послушно прихватила с королевской яхты полиэтиленовый пакет с лимонами.