Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

Если у Аврелии синдром Ваарденбурга, значит, согласно Гуглу, у нее может быть седая прядь в волосах, изменения в пигментации кожи и радужные оболочки разного цвета. Эмили нашла на одном веб-сайте статью, в которой устанавливалась связь между синдромом Ваарденбурга и умственной отсталостью, а также говорилось, что для этого заболевания характерны «приступы неспровоцированной агрессии». Теперь Эмили видела в своей версии гораздо больше смысла. У Аврелии крашеные волосы, цветная контактная линза, кожа всегда покрыта толстым слоем крема от загара, и она носит длинную одежду. В ее поведении есть странности. И все это категорически не соответствует образу безупречной семьи, который стараются создать Нина и Скотт. Эмили пришла к выводу, что она правильно догадалась — Скотт стыдится Аврелии. Они оба стыдятся. Нина не смогла смириться с тем, что люди будут показывать пальцами на их больного ребенка, и спрятала дочь в сказочном мире, где она может любить Аврелию, не боясь сплетен и пересудов.

У Эмили по щеке скатилась слеза. А что такого, если ребенок не похож на других детей? Она снова развернулась на кресле к компьютеру и принялась яростно скроллить картинки в Гугле. Там была целая толпа крутых знаменитостей с гетерохромией. Мила Кунис? Великолепна. Кейт Босуорт? Ослепительно прекрасна. А тот бейсболист, как-его-там? Дико сексуальный! Разноцветные глаза делали их еще более привлекательными. Перед Эмили мелькали фотографии Джейн Сеймур, Элизабет Беркли, Кифера Сазерленда, Элис Ив…[54]

И маленькой девочки.

Эмили убрала палец с колеса прокрутки на мышке.

Последняя фотография показалась ей знакомой. Совсем не такая, как другие. Это был непрофессиональный снимок, и в качестве фона на нем не наблюдалось ни красной дорожки, ни ликующей толпы. На слегка размытой фотографии с передержанной экспозицией была милая кроха со светло-рыжими волосами, носиком-пуговкой и дырками между белоснежными молочными зубами. На шее у нее красовались желтые пластиковые бусики, а в пухлых ручках она держала игрушечного пони с крылышками. В левый нижний угол кадра попал розовый рюкзак.

Эмили вдруг почувствовала, что не может дышать. Ее бросило в жар, живот свело так, будто она только что выпала из набравшего высоту самолета. А в следующую секунду девушка вскочила с кресла, с грохотом поставила чашку с недопитым кофе на стол и бросилась вон из кафе, не разбирая дороги — главное было оказаться сейчас подальше от компьютера.

* * *

В конце эспланады Эмили спрыгнула на пляжный песок и, домчавшись до воды, забрела в океан по колено. «Нет! Нет! Нет! — металось в голове. — Этого не может быть… не может… быть…» На нее во все глаза смотрели отдыхающие, но Эмили было наплевать. В груди бушевала буря.

Фотография девочки показалась ей знакомой, потому что она уже видела эту фотографию раньше. Вернулись зыбкие воспоминания трехлетней давности: она с пересохшим ртом и дикой головной болью валяется на кушетке в доме своей подруги Реи, обводя взглядом сборище каких-то незнакомых заросших парней. Парни курят траву и таращатся в телевизор. По телевизору показывают новости — бесконечные репортажи о стрельбе, насилии над детьми, убийствах и… о рыжеволосой трехгодовалой девочке.

Над океаном медленно росло черное месиво из туч. Сквозь взвесь воспоминаний пробилось имя.

«Амандина».

В свое время это дело вызвало громкий резонанс. Эмили оно запомнилось, потому что тем же утром Рея заманила ее на дурацкий день рождения племянницы. Эмили стояла в саду возле чистенького домика сестры своей подружки, вокруг весело скакала малышня, а она смотрела в одну точку и думала о фотографии, увиденной по телевизору, и о том, что как-то неуместно было тащить собственные грустные переживания и устойчивую вонь травы сюда, на этот праздник.

Крупная капля дождя упала ей на щеку; порыв ветра швырнул волосы в лицо. Наползавшие тучи разразились раскатом грома.

Опять надвигался шторм.

Эмили затошнило.