Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Когда он вышел, было время обеда, и он бродил вокруг, ища, что поесть. На Джерард-стрит был китайский ресторан, который они с Чармейн посещали, когда позволяли средства, – теперь он туда вернулся. Хотя фасад модернизировали, чтобы разместить большую неоновую вывеску, интерьер почти не изменился; еда была такой же хорошей, как он помнил. Он сидел в гордом одиночестве, ел и пил, изучая меню, и был счастлив играть роль богача до конца. После обеда заказал полдюжины сигар, выпил несколько рюмок бренди и дал на чай, как миллионер. Папа гордился бы мной, подумал он. Насытившись, напившись и удовлетворившись, он вышел в благоухающий полдень. Пришло время выполнить остальные инструкции Уайтхеда.

Он несколько минут бесцельно бродил по Сохо, пока не нашел букмекерскую контору. Когда он вошел в прокуренное помещение, проснулись угрызения совести, но Марти велел чувству вины, этому кайфоломщику, пойти и повеситься. Он подчинился приказу, явившись сюда.

Были скачки в Ньюмаркете, Кемптон-парке и Донкастере – каждое название вызывало горько-сладкую ассоциацию, – и он, не сдерживаясь, сделал ставки по каждому пункту. Вскоре прежний энтузиазм заглушил последнюю каплю вины. Эта игра была похожа на жизнь, но на вкус сильнее. Своими обещанными выгодами и чересчур легкими потерями она будто воплощала чувство, которое он испытывал ребенком, когда думал, каково быть взрослым. Он считал в те времена, что, когда вырастаешь и оставляешь позади скуку, вступаешь в тайный, бородатый, эректильный мир мужественности, где каждое слово будет наполнено риском и обещанием, каждый вздох – выигран перед лицом невероятных шансов.

Сперва деньги потихоньку утекали у него из рук: он не делал больших ставок, но частота проигрышей начала истощать резервы. Затем, через три четверти часа после начала сеанса, все изменилось к лучшему: лошади, которых он выбирал наугад, одна за другой приходили к финишу с невероятными результатами. В одном забеге он вернул себе то, что потерял в двух предыдущих, и даже больше. Энтузиазм сменился эйфорией. Это было то самое чувство, которое он старательно пытался описать Уайтхеду, – чувство власти над судьбой.

В конце концов победы стали ему надоедать. Положив свой выигрыш в карман и не обращая на него внимания, Марти ушел. Деньги в кармане пиджака торчали толстым клином; их подмывало потратить. Повинуясь инстинкту, он пробрался сквозь толпу на Оксфорд-стрит, выбрал дорогой магазин и купил для Чармейн шубу за девятьсот фунтов, а затем поймал такси, чтобы отвезти ее к ней. Это было медленное путешествие; офисные рабы как раз приступили к побегу – дороги забиты. Но его настрой не допускал раздражения.

Он попросил такси высадить его на углу улицы, потому что хотел пройтись пешком. Все изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз, два с половиной месяца назад. Ранняя весна сменилась ранним летом. Сейчас, почти в шесть часов вечера, дневное тепло не рассеялось; оно еще не достигло пика. И дело не только в том, подумал он, что наступило жаркое, зрелое время года; он тоже изменился.

Марти чувствовал себя настоящим. Бог на небесах, вот в чем дело. Наконец он снова смог действовать в мире, формировать его и влиять на него.

В дверях появилась взволнованная Чармейн. Она выглядела еще более взбудораженной, когда Марти вошел, поцеловал ее и положил коробку с шубой ей на руки.

– Вот. Я тебе кое-что купил.

Она нахмурилась.

– В чем дело, Марти?

– Взгляни. Это для тебя.

– Нет, – ответила она. – Я не могу.

Входная дверь все еще была открыта. Она подталкивала его обратно или, по крайней мере, пыталась это сделать. Но он не поддавался. Что-то скрывалось за выражением смущения на ее лице: гнев, даже паника. Она сунула ему коробку обратно, не открывая.

– Пожалуйста, уходи.

– Это сюрприз, – сказал он ей, поборов отвращение.

– Не хочу никаких сюрпризов. Просто уходи. Позвони мне завтра.