Дни Солнца - Андрей Хуснутдинов (2021)

Человечек беспокойно ерзал в кресле. Взяв в руки пустую чашку на блюдце, он смелел, набирался духу с каждой фразой. Александр продолжал смотреть на гобелен, но уже так, как вглядываются в пустоту перед припадком. Ненастный полдень сгущался в комнате до плотности закатной тени. Свет из-за стекол словно выгорал на полпути.

Так, подгоняемый безотчетным страхом, он взмахнул рукой, чем заставил человечка тоже обернуться к стене, и, путаясь, стал зачем-то рассказывать историю гобелена. Это была репродукция брейгелевского «Зимнего пейзажа с ловушкой для птиц». Какой-то там век. Что-то в картине приглянулось Ивану, и Государыня заказала копию на ковре. Поначалу гобелен висел в покоях брата, затем в госпитале. Иван говорил, бахрома из белых косичек делает его похожим на пролом в настоящую зиму. Ллойд тоже находил сюжет подозрительным и не уставал облаивать его. Но облаивание было только поводом, чтобы гобелен переехал в балаганчик. Причиной стало Иваново переименование пейзажа в «Подледный ад»: когда-де потянут за веревочку и колышек упадет под крышкой, прихлопнет не только птиц на снегу, но и людей на льду, которые из-за совмещения планов тут одного размера с птицами.

Человечек закивал и накрест потер ладонью о ладонь.

– Богатая картина, – заключил он. – Взросление начинается с глаз. Настоящие художники больше прячут, чем рисуют. Нам бы сюда одного. Ведь почти та же история. Одни ходили по льду, другие дергали за веревочки. Ей-богу, ваше высочество…

– Вы о чем? – спросил Александр.

– Брожения на островах начались не с археологии.

– А когда?

– Когда государь не позволил папе… – Человечек надул щеки. – …насчет одной… спецмиссии.

– Спецмиссии? О чем вы?

– То, за что нам предлагали до десяти миллиардов. Двести миллионов сразу, живьем, остальное в долевых проектах…

– Какими деньгами? – снова перебил Александр. Несколько передохнув, но все еще торопея в ожидании страшного, он досадовал, что собеседник никак не перейдет к делу. – Каким живьем?

Человечек сложил перед собой ладони, умоляя не прерывать его.

– Все началось по рождении вашего высочества. Мощи стащили в Ватикан, а когда выяснилось, что костям сто лет от силы и часть из них от хорька, дознаваться, кто что откопал, было поздно. – Он уставился в окно… – Почему-то считают, что взрыв этот направлялся против государя. Но по-настоящему рвануло только через двенадцать лет – на площади храма Пресвятой Богородицы…

«Да что ж такое, сколько можно», – подумал Александр.

Человечек замолчал, озадаченный переменой в его лице. Александр кивнул, давая понять, что отвлекся.

– Итогом площади, в свою очередь, считается второй брак Государыни. То есть – Даниил… – Тут ни с того ни с сего человечек встал, подошел к окну, поглядел в обе стороны на пляж, шаркнул ладонью по подоконнику и оперся на него с шалой улыбкой. – Ну, уж это… – Он встряхнул головой. – Простите, ради бога… но здесь надо… Ведь с чего бы комитету окучивать Даниила? Сугубо в интересах бездетного монарха. Но ваша матушка завернула депутацию сватов. Тут-то и является Рождественский комитет. Даниила вынуждают не только отказаться от женитьбы на подруге детства, но заставляют убедить ее, чтоб она приняла предложение государя. Он уговаривает ее. И через день уходит в первый запой. А еще через неделю – голосование в парламенте, то самое…

– Какое? – спросил Александр. Он прекрасно знал, о чем речь, но говорить ему сейчас нужно было, чтобы хоть как-то держать себя в руках.

Человечек обмер. Только теперь он обнаружил, что стоит у окна, а не сидит на своем месте. С видом ребенка, застигнутого на месте проступка, он вернулся в кресло.

– Про какое голосование вы говорите? – повторил Александр.