За тридевять земель - Екатерина Мекачима (2021)

Идя сквозь солнечный лес за чёрным Дроздом, которому в Царствии Индрика Светозар велел отвести себя к вилам, чувствуя, что в мире покойно, Светозар позволил себе унестись мыслью к семье, в родную Волыньку. Светозар представлял себе строгого отца Тихона, его ясные, окружённые морщинами глаза; старшего брата Ивана – удалого рыбака, которым отец так гордился; добрую матушку Аграфену, что всегда помогала Светозару в те времена, когда он был Агнешкой. Те времена были счастливыми, и он, живя в Йолке не менее счастливо, их вспоминал; как вспоминал и Василису, для которой он навеки останется маленьким мальчиком; и берегиню Василисы – добрую лесную деву с пепельными волосами, облачённую в шкуру медведя, пронзённую стрелой. Светозар грустно улыбнулся своим мыслям: те времена, когда другие вели его, Агнешку, прошли, и сейчас он обращался к ним последний раз. Светозар был уверен в том, что родные считают его погибшим. И знал Светозар, что они были правы. Грядёт иное время, и вести придётся ему самому – сварогину, у которого нет ни отца, ни матери, которого воскресили Лес и его Песнь.

Когда на рассвете Светозар покидал Йолк, его провожал князь Дреф, йари, Айул и даже Великий Ведай. Хоть предстоящий путь и страшил человека, от тёплых проводов на душе стало легко. Лешие желали человеку Света, лёгкой Песни и доброго Леса. Даже птицы йарей явились из Царствия Индрика, дабы спеть человеку. Пела Свиристель Иванки, красноватый Щур Ватана, Кедровка Явиха и Воробьиный Сыч Айула. И под птичьи трели и добрые слова начался самостоятельный путь рождённого Лесом Светозара.

Вдруг резко хрустнула ветка, и Светозар, отринув думы, остановился: звук был слишком громким в лесной тишине. Сварогин оглянулся: клонившееся к вечеру солнце золотило вершины крон, и от деревьев пролегли глубокие синие тени, в которых прятался робкий туман. Дрозд летел впереди, но завидев, что человек остановился, чирикнул и опустился на ветку. Бубенцы на тояге качались бесшумно, и это было странно: если бы рядом была сила нечистая, звук был бы резким. Светозар закрыл глаза и воззвал к Песне Леса, но и она молчала тоже. Сын Леса нахмурился, открыл глаза и огляделся вновь – тишина. Звенящая. Даже Дрозд, сидя на ветви, молча смотрел на сварогина. Вспомнил Светозар слова Дрефа о том, что Лес молчит крайне редко, но если дорога привела к безмолвному Лесу, надо быть особенно внимательным. Светозар осмотрелся ещё раз, глубоко вздохнул и продолжил путь. Дрозд вспорхнул и полетел впереди.

Чем дальше шёл Светозар, тем молчаливее становился бор: даже внук Стрибога не шелестел листвой. Тени сделались глубже, а туман, что жался к земле, – плотнее, и казалось теперь, что плывут над землёй маленькие облачка. Сквозь облачка тумана шептали голоса, сначала мягко, тихо, едва слышно, затем отчётливее и яснее: мелодичные, словно птичьи трели, холодные, как лесные ручейки и прекрасные, как благоухающие цветы. Голоса пели о высоком небе и ясном солнце, о синем море и золотой степи, о непроходимых лесах и просторных полях, и вместе с их песнью сквозь туман виделись миражи: бескрайние моря и золотые степи, непроходимые чащи и высокие горы, быстрые реки и покойные озёра… Миражи становились ярче, и голоса сливались в музыку, что завораживала и влекла в неведомые дали. Музыка открывала взору молчаливый бор, танцевала берегиней у озера, скакала солнечным зайчиком по листьям деревьев и звенела хрустальной росой.

Светозар остановился и вдохнул полной грудью ни с чем не сравнимый лесной аромат, блуждающий по поросшему сочной травой берегу лесного озера, подле которого плакала раскидистая ива. Небо благоухало высотой и чистотой, и вечернее солнце украсило бронзой кружево вершин леса. На душе было спокойно, и Светозар решил подойти к воде, чтобы наполнить бурдюк водой.