За тридевять земель - Екатерина Мекачима (2021)

За скалами, далеко на Севере, где воды океана сковало дыхание Неяви, стоял Мёртвый Город, покрытый вечным льдом. Небо над Городом было чёрным, как ночь, а сам Град был белым, как траур. В том городе был Колодец, который вёл в Царствие Мора. Ледяной ветер Неяви дул из его чёрной зияющей дыры. Ветер набирал силу, пронзал Свет холодом и тоской, разрушая его прекрасный узор. Ветер опалил колючим дыханием, овеял смертельной печалью, пронзил сердце ледяным ножом…

Мирослава с криком открыла глаза: келью заливал яркий утренний свет. Солнечный, золотой. Тёплое солнце играло на цветах, что росли на подоконнике, на белой печной стене, на скрынях подле неё. В красном углу подле Великобожия горел Сварожич. За окном пели птицы.

Мирослава села на постели, стараясь развеять тяжёлый сон, как вдруг… Перед взором ярко предстала праздничная ночь Весны-Красны, что была почти три месяца назад. Мирослава вспомнила Веля: как танцевала с ним, прыгала через костёр и целовалась. Вспомнила и Песнь, что вела её сквозь ночь к рассвету, дабы показать видение и мертвеца на троне. Страшное видение, которое забывать было никак нельзя, но именно благодаря страху от этого видения Мирослава всё и забыла. Забыла до сегодняшнего сна. Нынче вновь привиделась Мёртвая Страна! Теперь ясными стали слова старца Никодима о том, что из-за холода она, Мирослава, не хотела идти на праздник, и что холод, возможно, открыл ей Песнь. И холод этот был холодом Мёртвых Земель…

– Отец Сварог! – прошептала Мирослава, обхватив руками голову. – Я вспомнила! О, Боги!

Мирослава быстро встала с постели и переоделась в траурное платье послушницы: она твёрдо решила остаться в Свагоборе, и на прошлой седмице отправила в Лесную деревню бересту зачарованным голубем.

– Надо рассказать всё Матери Вере! – говорила сама себе Мирослава, повязывая венчик волхвы. – И старцу Никодиму, пока он в Еловую не вернулся! Сначала старцу Никодиму!

Мирослава быстро умылась в кадке, поклонилась Богам и покинула келью.

Мирослава бежала в гостевой терем, что располагался у дальней ограды Свагобора, со всех ног. Она даже не заметила окликнувших её послушниц: образы из сна становились чётче и насыщеннее, а оттого – более пугающими. Когда Мирослава прибежала в общие палаты гостевого терема (в котором останавливались чаще всего волхвы-паломники из других Свагоборов), который окружала собственная стена, отделяющая его от территории Сестринского Свагобора, послушница была уверена в том, что сон сном не был.

– Старец Никодим не покидал своей кельи? – Мирослава, тяжело дыша, остановилась подле смотрящей за порядком в общем зале старушки Агны – сухонькой, словно веточка, волхвы.

– Что это ты с утра пораньше так бегаешь? – нахмурилась бабушка. – Будто Лихо за тобой увязалося.

– Мне крайне важно поговорить со старцем! – Мирослава молитвенно сложила у груди руки. – Вы не могли бы его позвать? – Мирослава знала, что послушницам без ведома старших встречаться с кем-либо запрещено.

– У тебя есть позволение от Матери Веры? – строго спросила Агна.

– Нет, но мне некогда его просить! Мне нужно передать старцу крайне важную весть!

– Без позволения, увы, не могу, – отрицательно покачала головой старица и, глянув в окно, добавила: – Смотри, скоро солнце высоко поднимется, и утреннюю молитву пропустишь!

Мирослава боялась, что если она пойдет на молитву, то может не успеть встретиться с Никодимом. Старец желал вернуться в Еловую в ближайшее время, и послушница не была уверена в том, что это самое «ближайшее время» наступит не сегодня.

– Вы знаете, что старец Никодим привёз меня сюда, – не отступала Мирослава. – Позовите его, пожалуйста!

Агна, прищурившись, внимательно посмотрела на Мирославу.

– Никак передумала волхвой становиться? – поинтересовалась она.