На пороге Тьмы - Андрей Круз (2010)

— Именно так, Валерий Львович, — сказал сисадмин, присаживаясь и зябко кутаясь в овчинную куртку.

В аудитории и вправду был не Ташкент, эдак градусов десять, ну чуть больше, может быть.

— Вы на работе уже? — спросил его профессор.

— На работе — электриком устроили на ТЭЦ.

— Интересно?

— Смеетесь? — усмехнулся Кирилл. — Но работа как работа, и даже зарплата неплохая, как я понял. Общежитие дали, опять же в комнате всего двое.

— А чем бы заниматься хотелось?

— Ну… — чуть растерялся парень. — Хотелось бы чем-то таким… ну… я ведь в новом мире, тут столько всего.

— Изучать?

— Примерно.

— А навыки?

— Я физтех оканчивал, собственно говоря, в сисадмины, сами понимаете, в силу экономических причин попал, а так в науке мечтал остаться.

— Вот как, — поднял одну бровь Милославский, явно задумавшись. — Вы вот что… сегодня работаете?

— Разумеется, до шести.

— Вот после работы к нам зайдите, я вахту предупрежу. Это в здании напротив, вон там. — Он указал рукой на НКВД. — В левое крыло, научный отдел. Там и поговорим. У нас сразу работу менять не принято, но для перспективного сотрудника могут сделать исключение, походатайствую. Если вы и вправду перспективны.

— А критерии? — насторожился Кирилл.

— Простые: базовые знания и желание работать двадцать четыре часа в сутки. Увлеченных людей ищу, не отбывающих повинность. Советский стиль младшего научного за сто двадцать в месяц у меня не поощряется. Подходит?

— Вполне.

— Вот и договорились.

Милославский обернулся ко мне, спросил:

— Владимир, если не ошибаюсь? А вас что задержало? Чем могу?

— Да у меня вопросы все больше мелкие, о смысле жизни и устройстве мироздания, — засмеялся я. — Есть теория, что это вообще такое, этот самый Отстойник?

— Есть, как не быть. Сколько ученых, столько и теорий. А если на базаре поспрашивать, то их еще будет множество. Теория в наших краях как дырка в заднице — у каждого одна есть.

— И все же?

Милославский поднялся, подошел к доске и мелом начертил две длинные параллельные прямые.

— Я вам свою собственную излагаю, так что прошу принимать во внимание. — Он задумчиво почесал в бороде. — Представьте, что это ручей. Или река. Река времени. Текущая из неизвестных нам истоков и утекающая в неизвестные моря. Мы видим только тот ее участок, который в силе обозреть с бережка или максимум с холмика. Мы не знаем, через какие места течет она в верхнем в своем течении и нижнем, начинается ли она и заканчивается или бесконечна.

Он набросал несколько закорючек, больше напоминающих сперматозоиды, и продолжил:

— Это слои реальности. Разделить их между собой пространство не может, мы просматриваем все пространство до невероятных далей в те же телескопы, и разделяться они могут только временем. Вот смотри… — Он щелкнул пальцами, затем продолжил: — Звук исчез вместе с тем, как прошла доля секунды. А что еще мы оставили в эту самую долю позади? Мы не способны сдвинуться назад или вперед во времени даже на миллиардную ее часть, для нас это более недостижимо, чем солнечное ядро: туда мы хотя бы в теории можем проникнуть.

— Это что получается, — вмешался Кирилл. — Время протыкает миры как шампур, по вашей теории?

— С бесконечно тонким шашлыком, — кивнул Милославский. — Скорее, шаурма или детская пирамидка.

— И как это относится к Отстойнику?

— Случаются всякого рода катастрофы. Большие, маленькие, совсем незаметные в масштабах мира, как наше с вами исчезновение. И тогда течение подхватывает сорвавшуюся щепку, травинку или барахтающегося в воде муравья — и несет его дальше. Как нас в данном случае. Оно может дотащить его до водоворота и утопить, а может загнать в какую-нибудь заводь, где он будет вращаться на одном месте. Где скапливается мусор — получаются плотины.