Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

После скучного обеда с консулами я удалилась в спальню готовиться к встрече с мужем; отпустила Мими; оставшись одна, выкупалась и переоделась в простое фланелевое платье. Я устала от кружев и блеска. Завернувшись в одеяло, я села у камина, думая о женщине, которая тоже когда-то ждала здесь своего мужа, короля Людовика XVI. Я вспомнила день, когда его гильотинировали под барабанную дробь, а потом — день казни самой королевы. Овдовевшая, разлученная с детьми, она уже тогда казалась скорее призраком, нежели женщиной из плоти и крови. Ей было тогда тридцать восемь — всего на несколько месяцев больше, чем мне сейчас.

Королева Мария-Антуанетта… Мне так странно жить в этих покоях, писать за этим секретером. До нереальности странно!

ТЕПЕРЬ Я — АНГЕЛ МИЛОСЕРДИЯ

22 февраля 1800 года

— Этим утром уже двадцать семь, — сказала мне Мими, широко раскрывая глаза.

Двадцать семь просителей? Вчера было двенадцать, позавчера — девятнадцать. Гордые голодающие аристократы, трясущиеся попрошайки. Рыдающие женщины, немногословные мужчины, запинающиеся дети: все в отчаянии, всем нужна помощь.

— Мадам Бонапарт, — поклонилась мне девочка. Пришедшая с ней пожилая женщина была одета в старорежимное платье, стесняющее движения. Она пыталась встать, опираясь на трость.

— О, пожалуйста, не вставайте, — настояла я. Турнюр съехал на сторону, из-за чего вся она выглядела кособоко.

— М-м-мадам Б-бона… — заикаясь, начала пожилая женщина, но не смогла ни слова больше вымолвить.

— Бон-а-парт, бабушка. — Девочка бросила на меня смущенный взгляд.

— Мадемуазель де Мальзерб, не так ли?

Эта крошка приходила ко мне несколько недель назад. На вид ей было лет двенадцать-тринадцать.

— Вы помните! — порозовела она.

Конечно, я не могла забыть эту очаровательную преданность бабушке, чье имя во время революции внесли в список и обрекли умирать в Германии — одну, вдали от близких.

Я взяла старушку за руку:

— А вы, должно быть, графиня де Мальзерб.

— В Германии вас называют ангелом милосердия, — проговорила старушка уже без запинки. Она стиснула мне руку. — Хочу, чтобы вы пришли на мои похороны.

Я улыбнулась:

— Ну, это еще не скоро.

— Это будет замечательный праздник. Дочери обещали мне.

— Мы пришли поблагодарить вас, — сказала девочка. — И благослови вас Господь!

Воскресенье

— Вы не сказали Эмили? — Тетушка Дезире уже в третий раз за последние десять минут стирала пыль со своих фарфоровых фигурок.

— А вы считаете, следовало? — спросила я, глядя в окно на двор. Отчего они опаздывают? Было уже четверть четвертого. Лавалетт и его подопечный, отец Эмили и мой бывший деверь, виконт Франсуа де Богарне, должны были быть здесь еще пятнадцать минут назад, за час до приезда самой Эмили. Ожидание казалось невыносимым.

— Маркиза так потрясла новость о приезде сына, что он едва не умер. Вообрази, что могло случиться, если бы Франсуа вошел без всякого предупреждения! Эмили деликатна, она может… — Моргая, тетушка Дезире шумно втянула носом воздух. — О господи, Франсуа еще не приехал, а я уже плачу!

Я помогла ей дойти до дивана и, позвонив, приказала горничной принести воды от истерик.

— И солей! — воскликнула тетушка Дезире, обмахиваясь веером. — Я отправляла утром девушку к аптекарю, чтобы эти средства были под рукой. О! — вскрикнула она, услышав звон дверного колокольчика. — Это они!

— Сидите-сидите, — уговаривала я, заставляя ее снова опуститься на диван. — Не вставайте.

— Прическа у меня в порядке?