Ведуньи - Элизабет Ли (2021)

– Как ты прекрасна сегодня! Впрочем, ты всегда прекрасна.

Его губы льнут к моим губам, от него пахнет элем и сладким пудингом, который я готовила днем. И он так целует меня, что я понимаю: на этом он сегодня не остановится. Да я и не хочу, чтобы он останавливался.

Подо мной жесткие комья земли, в темноте что-то бормочет река. И больше никого и ничего – кроме нас двоих. Я знаю, что хочу этого, хочу каждой частичкой своего существа. Только здесь, только с ним. Дэниел приподнимает мою юбку, потом еще выше задирает ее. Дыхание вырывается из моей груди короткими быстрыми толчками. Руки мои дрожат, когда я расшнуровываю на нем рубаху. Я так неуклюжа, что только запутываю шнурки, и он со смехом смотрит на ту паутину, которую я сотворила, и начинает распутывать узлы.

– Дай-ка я сам. Ну вот. – Он гладит меня по щеке. – Ты счастлива?

– Очень. Очень.

Его улыбка вдруг меркнет, он опускает голову, и я догадываюсь, какова причина этого. Я кладу руку ему на грудь и спрашиваю:

– А ты разве нет?

– Нет, я тоже счастлив. – Он издает короткий смешок. – Вряд ли я когда-либо был более счастлив, просто ты… такая красивая, а я… Мы ведь еще не обвенчаны… и так грешить…

Мне следовало бы отпустить его, поправить одежду, перевести дыхание и пойти прочь. Но я не могу. Желание слишком велико, чтобы ему сопротивляться. И мне вовсе не хочется отпускать Дэниела. И я говорю ему:

– Мы с тобой поженимся. И у нас будет свой дом, и ты станешь фермером, и у нас будет та жизнь, о которой ты мне рассказывал. Господь свидетель, все это у нас непременно будет!

– И ты будешь печь хлеб.

– И мы будем танцевать…

Мы вместе со смехом договариваем:

– …и будем есть медовую коврижку!

Я снова ложусь, и он моментально следует моему примеру.

– Господь свидетель, мы поженимся, – говорит он.

– А значит, в том, что мы делаем, и нет особого греха, – говорю я. Хотя на самом деле мне совершенно безразлично, грешно это или нет.

Хрупкие и ломкие

Пока отец, сидя за столом, как всегда наливался элем, Дэниел, извинившись, встал, вышел из кухни и прокрался в его спальню, стараясь двигаться как можно тише, чтобы в случае чего вовремя услышать отцовские шаги. Ночная рубашка матери по-прежнему лежала на ее стороне постели и была протерта почти до дыр в тех местах, где отец теребил ее своими загрубелыми пальцами, подносил к лицу, нюхал, а потом плакал, уткнувшись в нее, как ребенок в подушку. Мать умерла двадцать два года назад. На этой рубашке даже следов ее запаха не осталось, однако отец ни за что не хотел с ней расстаться и ни разу не согласился на то, чтобы место матери Дэниела заняла другая женщина.

Ключом от сундука Дэниел запасся заранее. Но когда он его повернул и приподнял крышку, старая кожа так громко заскрипела, что он даже поморщился. Он знал, что кольцо привязано ленточкой к материным кружевным свадебным перчаткам. Вины за собой он не ощущал: это кольцо все равно должно было достаться ему – так в его шестнадцатый день рождения сказал отец. В тот день отец, насквозь пропитавшись элем и весь мокрый от слез, сам открыл сундук, показал сыну материно кольцо и сказал, что если ему встретится достойная девушка, которую он полюбит так же, как он, его отец, любил свою покойную жену, то пусть сам наденет ей на палец это кольцо.

Дэниел не сомневался, что достойная девушка ему уже встретилась.

Весь день его не покидало ощущение какого-то невесомого счастья, ибо свершилось все то, о чем он прежде лишь мечтал и наяву, и во сне, и теперь они с Сарой навсегда вместе. После той ночи его, правда, разбудил дробный стук дождевых капель, но это его ничуть не огорчило, ведь отныне они с Сарой принадлежат друг другу, и мысль об этом казалась ему самым лучшим началом наступающего дня.