Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

Впоследствии мы показали, что чувство вины выжившего связано не только с принадлежностью к группе, оно может быть свойственно двум людям, связанным аффективной связью, как в случае матери и ее ребенка, больного лейкемией.

Проще говоря, этот синдром появляется только у людей, находящихся в эмоциональной связи, и его суть, вне зависимости от механизмов возникновения, может быть сведена к формуле (немного упрощенной): «Я жив, а он/они умер/умерли, следовательно, я повинен в его/их смерти».

Вполне понятно, что этот синдром встречается среди родителей умерших детей, несмотря на их безусловную и безупречную заботу. Если на то пошло, его появление можно объяснить и у детей, потерявших брата или сестру, которым они завидовали. «Моя детская ревность вызвала у меня чувство вины после смерти брата», — пишет С. де Бовуар: мысль — это действие в сознании ребенка.

Выделение этого синдрома имеет как диагностический, так и терапевтический интерес. В. Г. Нидерланд пишет, что такой синдром наблюдается у выживших в нацистских концлагерях и характеризуется тревожными, амнестическими и гипермнестическими расстройствами, кошмарами, состоянием хронической депрессии, тенденцией к отдалению и изоляции, личностными изменениями, соматическими и прочими расстройствами психотического характера. С. Шнейдер выделяет две основные составляющие этого синдрома: депрессивную и «персекуторную», в целом описывая его так же, как и Нидерланд. Если говорить о замещающих детях, чьи биографии мы изучали, можно увидеть, что у Людвига ван Бетховена отмечались все указанные психопатологические состояния.

В художественной литературе можно найти беллетризованные в той или иной степени описания этого синдрома.

Г. А. Голдшмидт изобразил в своих автобиографических книгах жалкого и ничтожного героя, молодого еврея, который сумел избежать концлагеря и постоянно чувствовал себя осуждаемым и не имеющим возможности оправдаться. Например, он пишет: «Он ничего не сделал, но, без сомнения, был виноват… Если достаточно было сказать, что он виноват, то все шло прекрасно, но если его спрашивали о подробностях, то он путался, и это было ужасно: он был виноват во всем одновременно». «Еврей! Почему именно он? Выжить стыдно». «Он пролез без билета и выжил, не имея на то никакого права. Однажды его накажут и это будет справедливо… Эти несчастные на фото вполне заслуживали того, чтобы жить… но они превратились в мертвую плоть и кости. Это был постыдный обман. Виноват только он». В частной переписке этот автор признался нам, что никогда не читал «об этом распространенном феномене (синдроме вины выжившего), вокруг которого построен сюжет всех его романов… «Я постоянно спрашивал себя об этом странном чувстве вины, которое мало-помалу я в себе открывал как раз при помощи того самопсихоанализа, который неизбежен при написании романа (вспомним о Рене Фере и Мари Кардиналь). В выживании есть как будто предназначение (выделено им)… Вина становится естественным пространством для восприятия себя не как отличного от других, но как избранного».

В своем романе «Мертвый хватает живого» Анри Труайя рассказывает историю посредственного писателя, который, поставив свое имя на рукописи романа, найденного среди бумаг его умершего друга, снискал большой успех. Но мертвец начал мстить, мало-помалу разрушая его жизнь. Устами своего персонажа он говорит: «На самом деле я присвоил не только чужую книгу. Это его прошлое, его жизнь, которую я нечаянно напялил… Я стал продолжением не только его разума, но и тела, голоса, судьбы. Я пойман его судьбой. Я то, что осталось от него на земле… Не стал ли я отчасти убийцей?»

Парадоксальная вина замещающего ребенка

Как же объяснить возникновение у замещающего ребенка парадоксального чувства вины, с которым мы сталкиваемся настолько часто, что это нельзя назвать случайностью.