Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

– Я скажу вам, что я думаю, – ответил Бовуар. – Я думаю, Ледюк по какой-то причине гордился револьвером и любил его демонстрировать. И когда люди приходили к нему, он доставал футляр и показывал его. Может быть, сочинил какую-то историю о подвигах давно погибшего на войне родственника. Отсюда и отпечатки.

– Вы прочитали примечание от криминалистов? – спросил Желина.

Гамаш прочитал, и было заметно, что Бовуар и Лакост тоже прочитали. Но предпочли помалкивать.

– Это экстраполяция частичных отпечатков на револьвере, – продолжал офицер КККП. – Неприемлемая в качестве доказательств, однако наводящая на размышления. Кому могут принадлежать отпечатки. Я вижу, что тут есть и отпечатки кадета Шоке.

– Частичные. Слишком размазанные для однозначной идентификации. Мы к таким вещам не относимся серьезно, – сказала Лакост. – Это скорее догадки, чем наука. Все это довольно сложно. Мы должны придерживаться фактов.

– Согласен, – сказал Желина, оставляя эту тему.

Но не прежде, чем он посмотрел на Гамаша, который выдержал его взгляд.

Примечание давало проценты вероятности того, что частичные отпечатки принадлежат тому или иному лицу. Неудивительно, что наибольший процент достался самому Ледюку. Более удивительным было еще одно всплывшее имя, кроме Амелии Шоке. В примечании говорилось о сорокапроцентной вероятности того, что один из отпечатков принадлежит Мишелю Бребёфу.

В отчете фигурировали и другие имена. Компьютерная экстраполяция свидетельствовала, что существует (хотя и очень малая) вероятность того, что револьвер побывал в руках бывшего американского президента Ричарда Никсона. Поэтому следователи не воспринимали всерьез эти экстраполяции. Проигнорировали они и вероятность того, что убийцей могла быть Джулия Чайлд[51].

Но было еще одно имя, которое выделялось из остальных.

Анализ обнаружил сорокапятипроцентную вероятность того, что по крайней мере один из отпечатков принадлежал Арману Гамашу.

Желина перевел взгляд с отчета на коммандера, а Лакост и Бовуар отвернулись в сторону. Заговорил только обливающийся потом Шарпантье:

– Ну так как ваши пальчики оказались на орудии убийства?

Арман Гамаш ответил ему натянутой, холодной улыбкой.

– Частичные, – напомнил Бовуар, обращаясь к Шарпантье и другим сомневающимся.

– Вы брали в руки револьвер? – спросила Лакост у Гамаша.

– Нет.

– Хорошо. Тогда мы можем идти дальше?

– Я говорил с вице-президентом по связям с общественностью изготовителя этого оружия, – сказал Бовуар, меняя тему. – «Макдермот энд Райан». Женщина по имени Элизабет Колдбрук из… – он сверился со своими записями, – Дартмута, Англия.

Он переслал копии ее электронного письма и приложения.

Вторая страница представляла собой квитанцию, которую все изучили.

– Мадам Колдбрук-Клэртон утверждает, что они не делают глушителей, – отметила Лакост.

– Я ей верю, – сказал Бовуар. – У нее нет причин лгать, к тому же доказать противное нетрудно. Мы сейчас пытаемся проследить это. Из моего письма она поняла, что речь идет о самоубийстве. И расстроилась, когда узнала про насильственную смерть.

– Я бы сказал, что ей пора свыкнуться с этой мыслью, – сказал Желина. – Для чего еще нужно оружие?

– Она не поделилась мыслями насчет того, почему он заказал револьвер, а не, скажем, что-нибудь автоматическое? – спросил Гамаш.

– По ее словам, их револьвер покупают коллекционеры, но, когда я ответил, что Ледюк не коллекционировал оружие, она не нашла что возразить.

Лакост кивнула и подняла голову, услышав, как Гамаш откашлялся.

Коммандер все еще изучал первую страницу, потом посмотрел на Лакост поверх очков. Снял их и ткнул дужкой в экран:

– Интересно.

Они снова уставились на экраны.

– Что именно? – спросила старший инспектор Лакост. – Это шаблонная листовка, рассказывающая историю данной модели.