Детство - Василий Панфилов (2019)

Важничая немножечко, провёл Мишку к себе. Только по дороже раз остановилися, чтоб он посцал-то, а не в штаны напрудил.

— Дружок-то мой, значица, — Представляю его Ивану Ильичу по всем правилам вежества, — Мишкой звать. Портняжка будущий.

— Ишь ты? — Дяденька протягивает руку, пожимая, — Хороший дружок, раз сюды сунуться не побоялся. А я Иван Ильич, земляк Егорки и егойного отца знакомец.

Расслабился Пономарёнок, ну да оно и понятно. Земляк всё ж, не абы кто. Да ещё и отца знавал, это почти што сродственник, особливо когда в Москве встретилися.

За-ради такого дела чай достал, чуть не полфунта по случаю досталися. Шуганул портяночников от извощика знакомого, когда тот выпимши был, так тот потом спитым[44] чаем и отдарился. Честь по чести, в коробочке красивой, берестяной.

Балую я себя иногда!

Иван Ильич кипятку поставил да чай заварил. Попили с сахаром, что мне в тот раз разбойники знакомые с собой в карманы насували. Дяденька с нами одну чашку для вежества испил, ну и Понамарёнка расспросил заодно житье-бытье. Потом отошёл, значица, и мы уже вдвоем сидели, ну чисто взрослые из господ!

— Хорошо устроился-то, — Без зависти говорит Мишка, — никак враки всё, что на Хитровке пропащие совсем?

— Не врут, — Мотаю головой так, что мало не отрывается, — и ты сюда вдругорядь не ходи! Сейчас, перед летом, калуны[45] новых попрошаек себе набирают. Старые-то за зиму повымерзли. Могут и того…

— А вот и не боюся! — Хорохорится Пономарёнок.

— Я вот боюся! — Мишка затихает — понимает, что всё сурьёзно, — Хучь и боец кулачный, ан среди годков, взрослых-то не побью.

— А мастера свово? — Не удерживается дружок.

— Случайно! Пороть меня вздумал, а сам опосля пьянки жутчайшей. Ну а мне што? Уже тогда понимал, что не удержуся я у него, ну и отбивалси. Да и мастер такой злой был, что боялся — забьёт вусмерть! Как давай лягаться, не видя ничегошеньки! Ну и попал так вот, удачно.

— С единого удара свалил, ха!

— Удача, Миша, — Качаю головой.

— А… так он же в Пост Великий руки распускать вздумал, — Оживляется Пономарёнок, — и кругом неправ был. Боженька наказал!

— Не иначе. Да ты пей, пей чай-то! И сахар бери!

— А что там с энтими… калунами? — Мишка сёрбает чай по господски, с блюдечка, зажав кусочек сахара меж зубов.

— Новых набирают. Они обычно родителям денюжку за них платят, вроде как в энту… аренду берут, на год. Бывают, двух-трёх возьмут, да ни един года не переживает! Оно на холоду-то плясать перед господами, чтоб подавали больше, долго ли протянешь? А если без денюжек можно робёнка умыкнуть, то и тово, скрадут.

— А убежать?

— Куды? Ручки-ножки ломают, чтоб жалостливей выходило, а то и глазоньки выжигают.

— Жуть, — Ёжится дружок зябко, — А полицейские?

— Что полицейские? В доле они. Сбежишь коли, ещё и вернуть могут!

Рассказываю про Хитровку да как строился. Мишке всё любопытно, а то врак среди годков ходит немало.

— Хватит! Давай рассказывай, что там деется?

— У нас? — Пономарёнок задумывается, — С Дрыном всё то же самое… хотя погодь, я тя денюжку принёс.

Опасливо поглядывая на повернувшегося спиной дяденьку, достаёт тряпицу. У меня ажно в груди теплеет — хороший у меня дружок-то! Деньги не оставил, да не побоялся с ними на Хитровку. Это, правда, по незнанию больше, да потому, что никто и не думал, что у мальчишки деньжищи таки могу быть. А там бы ух! Средь бела дня ограбили бы, на виду у людёв.

Обниматься-то не стал, но глянул на Мишку етак… выразительно, что тот аж запунцовел, собой гордяся, да смущаяся.

— Ништо, Егорка, ты ж друг мой, а не абы кто!

Помолчали неловко, и некстати ворохнулся Тот-кто-внутри:

«— Мент родился!»