Да победит разум - Эрих Фромм (2021)

«Угрозы и ответы на угрозы, контрудары и ответные контрудары, ограниченная война, гонка вооружений, балансирование на краю пропасти, неожиданное нападение, доверчивость и обман – все это можно рассматривать как хладнокровные и продуманные, или как эмоционально окрашенные действия. Предполагая, что в развитие теории было бы полезно рассматривать их как обдуманную деятельность, все же нельзя утверждать, будто они на самом деле могут быть полностью хладнокровно обдуманными. Скорее, можно утверждать, что следование рациональному поведению будет продуктивным при разработке системной теории. Если поведение действительно является хладнокровным, адекватным и рациональным, то создать подлинную адекватную теорию станет легче, чем в противном случае. Если мы рассматриваем достигнутые нами результаты как вехи в дальнейшем приближении к реальности, а не как полностью адекватную теорию, то нам надо иметь средства защиты от наихудших результатов взятой теории»[220].

Далее Шеллинг описывает, как можно анализировать контроль над вооружениями и стратегические акции с точки зрения игровых моделей, хотя и признает, что существуют различия между играми и реальными ситуациями. Но даже с этими оговорками Шеллинг и другие стратеги, мыслящие в понятиях теории игр, не пытаются приспособить теорию к реальности, а просто отбрасывают ее. Аналогия с играми основана на фундаментальной ошибке смешивания природы игр и природы ядерной войны. В самой природе игры заложено, что каждый игрок при всем своем стремлении к победе должен быть готов смириться с поражением; проигрыш, и в этом суть игры, – это легко переносимое событие, которое ничем не угрожает существованию игрока. Интрига игры заключается как раз в возможности проигрыша без страха перед тем, что он окажется сокрушительным. Если бы я поставил все свое будущее на исход броска кости или поворот диска рулетки, то я был бы не игроком, а отчаявшимся человеком.

По этой самой причине теория игр может удовлетворяться расчетами, основанными на правдоподобности, вероятности и разумных предположениях. В вопросах жизни и смерти, будь то медицина или мировая политика, на предположения полагаться нельзя, потому что последствия могут оказаться очень серьезными. Предпосылки здесь кардинально отличаются от исходных условий игры именно тем, что проигрыш (в данном случае разрушительная война) является неприемлемым, и теория игр здесь неприложима.

Но даже в маловероятном случае, когда продолжение гонки вооружений, контролируемой или нет, может предотвратить ядерную войну в течение следующих двадцати пяти лет, то каким будет будущий социальный характер человека в биполярном или многополярном до зубов вооруженном мире, где независимо от сложности разнообразных проблем каждого данного общества все живут под прицелом ракет, слыша жужжание соединенных с ними приборов; живут, имея под рукой портативные радиометры и сейсмографы, гоняясь за технократическим совершенством (которое позволяет на время заглушить грызущий, но бессильный страх) и непрерывно ожидая механического холокоста?

Длительная жизнь в условиях постоянной угрозы уничтожения производит определенные психологические эффекты у большинства человеческих существ – пугливость, враждебность, черствость, ожесточение, а в результате – безразличие ко всем ценностям, которые мы почитаем. Такие условия сделают нас варварами, хотя и оснащенными самыми совершенными машинами. Если мы серьезно утверждаем, что наша цель – сохранение свободы (то есть предотвращение подчинения индивида всемогущему государству), то мы должны признать, что эта свобода будет утрачена, независимо от эффективности стратегии сдерживания.