Скажи, что ты моя - Элизабет Нуребэк (2019)

– Да нет, мама, у меня почти нет температуры.

– Ты весь день просидела дома?

– Да, весь день. И следовала твоим правилам, на все сто. Не выходила, надела теплые носки, – она подняла ногу и пошевелила пальцами. – Попила теплого, раз восемь вымыла руки и заменила все простыни в кровати.

Сейчас она улыбнулась мне – впервые с момента встречи. Моя дорогая доченька улыбнулась мне, и внутри меня потеплело. Словно тучи расступились и выглянуло солнышко.

– Ты моя девочка, – сказала я и тоже улыбнулась ей. – Хорошо, что ты никуда не пошла. Даже на психотерапию?

Она снова помрачнела. Подумать только, какая она чувствительная! Но мы должны это пройти. А в чем суть материнства, если не в этом? Говорить обо всем, даже о неприятном. Воспитывать, вести по жизни и оберегать.

– Я же сказала, что весь день просидела дома.

– Знаешь, я не хочу, чтобы ты туда ходила.

Изабелла отодвинулась на стуле со страшным скрежетом. Она встала, отошла к мойке, встала спиной ко мне. Я знала, что она сердится, но она вразумится, если только послушает меня. Ведь я желаю ей добра, ничего другого.

Она поймет.

Должна понять.

Изабелла

Меня охватила паника. Я была так рассержена, что сама себя боялась.

Ну почему она всегда так поступает? Врывается, начинает рыться в моей частной жизни. Почему она не дает мне ни минуты покоя?

Я постаралась взять себя в руки. Не хотелось, чтобы эмоции хлынули через край. Это трудно, потому что я вне себя от ярости. Если я не остановлю себя, не подавлю свой гнев, будет только хуже.

Или все обстоит так, как говорила Стелла? Будет хуже, если я не обозначу границу? Если буду избегать показывать маме, что она больше не может мною управлять.

Это моя жизнь. Мои решения. Я должна быть честной до конца и высказать ей все, как есть. Обернувшись, я посмотрела на нее.

– Это не тебе решать, – произнесла я спокойным голосом.

Обычно я не противоречу ей. Никогда не возражаю. Но я так больше не могу. Здоровые отношения не рушатся от противоречий. Мама, похоже, была шокирована моим высказыванием. Оскорблена. Унижена. Это было видно по всему. Лицо обвисло, рот приоткрылся. Вид у нее был такой, словно я залепила ей пощечину. Я видела, что она уже готовит одну из своих речей о том, как я ее расстраиваю и какая я неблагодарная, не ценю всего того, что она для меня сделала.

Но ведь меня воспитывали и направляли всю жизнь. Должен настать тот день, когда я смогу поступать, как считаю нужным. Если она воспитала меня так хорошо, как она сама считает, то оснований для беспокойства быть не должно.

Мама с грохотом поставила чашку на блюдце и строго посмотрела на меня.

– Попрошу не разговаривать со мной таким тоном.

– Я уже взрослая, – ответила я. – И принимаю собственные решения. А это мне нужно. Ради меня, не ради кого-то другого.

Я гордилась собой. Моя реакция показывала, что терапия очень мне помогла. Я не побоялась высказать то, что думаю, даже несмотря на риск конфликта. Для меня это был огромный шаг.

Мои слова маму не впечатлили. Она смотрела на меня, как на несмышленыша. Как когда я была маленькой, и у нее болела от меня голова. Когда она так заводилась, потому что я постоянно ее разочаровывала.

Она поджала губы.

– Есть вещи, о которых ты не знаешь, – сказала она, с неприязнью глядя на меня, и перекладывая с места на место крошки на столе. – Сядь.

Я услышала этот хорошо знакомый непоколебимый тон. И, хотя я не желала слушать, что она хочет мне сказать, я покорно села. Я понимала, что это что-то плохое. Как было бы хорошо, если бы ее здесь не было! А Фредрик остался бы со мной. Сейчас мы бы лежали в постели. Голые. И занимались бы любовью. Это совсем не так некрасиво и грязно, как считает мама.

Я думала об этом все время, ощущала всем телом. Мы с Фредриком займемся сексом. Мы будем делать это часами. Будем любить друг друга всю ночь, а потом весь день.