Больная любовь - Джесс Хилл (2021)

Финли[99] было лет девять, когда он научился «играть в эти игры» (по словам его матери, опыт у него, как у сорокалетнего). Мальчик привык уживаться со склонным к насилию отцом. Родители развелись около года назад. Финли говорит, что научился читать смену настроений по лицу отца и усвоил «стоящий за этим алгоритм». «Иногда он вдруг замолкал, будто мертвая тишина повисала вокруг, – буднично рассказывает мой маленький собеседник. – А после этого будто с цепи срывался». Финли полагался на знание подмеченных алгоритмов, потому исполнять навязываемые отцом правила было невозможно – слишком мелочными и непоследовательными они были. Никто не предупреждал заранее о смене условий игры. «Он действовал спонтанно и хаотично, мог разозлиться просто от того, что испортилась погода… Новое правило работало секунд десять, и тут же вводилось другое, и относительно него оказывалось, что все, что ты делаешь сейчас, неверно. Так что основания для наказания находились всегда». От скуки отец выдумывал все новые способы притеснения собственных детей. Однажды он швырнул тарелку в лицо младшему брату Финли. Малыша увезла «Скорая». У отца была любимая угроза: он пугал Финли тем, что отвезет его к врачу и тот ему вставит раскаленные трубки в нос. Однажды без всяких объяснений домашний тиран вдруг перестал разговаривать со всеми членами семьи и игнорировал жену и детей целых два года. Однако само его молчаливое присутствие в доме наводило на всех ужас. Со временем у Финли развилось обостренное чутье: он мог почувствовать, что отец скоро приедет домой. Это ощущение приходило до того, как мальчик слышал шаги у входной двери.

Мишель[100] сейчас 54 года. У нее тоже было очень трудное и тревожное детство. «Не помню, чтобы когда-либо чувствовала себя в безопасности дома, – рассказывает она. – Я не знала покоя. Когда отец находился рядом, я постоянно была начеку, пытаясь предугадать, какую выходку и когда он устроит». Ранние годы девочки были безрадостными и тоскливыми, как в романах Диккенса. Все, что она помнит с самых юных лет, – это насилие или угроза насилия. «Чаще всего отец выплескивал гнев, швыряя в мать тарелку с едой, если обед ему не очень нравился, – рассказывает Мишель. – Однажды утром я оказалась у мамы за спиной, когда в нее полетела посуда. Мама увернулась, а тарелка разбилась об меня. В панике я бросилась бежать, проломив заднюю дверь. Я выбежала в сад, а затем на улицу. Отец настиг меня у дальнего угла квартала. “Прости, я не хотел ударить тебя, – кричал он. – Я целился в твою мать”». В тот момент Мишель было всего восемь лет.

Мы сидим на диване и разговариваем, как вдруг она вспоминает еще один очень яркий эпизод. Однажды вечером вместе с братом и сестрой она смотрела телевизор в гостиной. А родители в этом время ссорились. Их крики были слышны из-за прикрытой кухонной двери. Через некоторое время брат пошел на кухню, чтобы вмешаться в этот спор. Он обнаружил, что отец сидит у матери на голове и даже прыгает на ней, ритмично пригибая к полу. «Мы с братом закричали: “Слезь, слезь скорее, ты же ее убьешь!” А он только смеялся. На нем были туфли для гольфа, и он пинал ее ими. Ноги матери безжизненно болтались, по ним струилась кровь». Потом отец встал и присоединился к детям у телевизора как ни в чем не бывало. «Мы сидели и делали вид, что ничего не произошло. Но от этого только хуже – ты чувствуешь себя соучастником насилия», – признается моя собеседница.

Сверхбдительный ребенок умеет опознавать приближение домашней бури по выражению лица и даже по звуку шагов отца или матери.