Больная любовь - Джесс Хилл (2021)

Находясь дома, Мишель научилась тонко отличать все признаки надвигающейся бури. Она улавливала изменения настроения по звуку шагов и игре мимики на лице агрессора. «Я в буквальном смысле читала по его лицу и могла предсказать, будет ли он бить мать этим вечером или нет». Подобная сверхбдительность обычно отмечается у ветеранов боевых действий. Это один из симптомов посттравматического стресса. Такую привычку военные приобретают как во время подготовки, так и в горячих точках, когда опасность грозит отовсюду: надо внимательно следить за чужаками, за подозрительными звуками и запахами. Впоследствии, уже в мирных условиях, всякий раз как возникает малейшее подозрение на опасность, срабатывают механизмы борьбы за выживание. Они стимулируют мозг, заставляя солдата защищаться. Я какое-то время работала корреспондентом на Ближнем Востоке, и потом мне очень резало слух, когда журналисты называли обстановку в австралийском пригороде «зоной боевых действий». Однако, если речь идет о детях, живущих среди домашнего насилия, такое сравнение оправданно. По сути, они живут, как на войне, и демонстрируют тот же уровень настороженности и тревоги, что и военные, участвовавшие в настоящих вооруженных конфликтах.

Поразительное наблюдение было сделано в 2011 году командой под руководством профессора Имона Маккрори из Университетского колледжа Лондона. [21] Сканирование мозга ветеранов боевых операций, проводившееся в течение многих лет, показывало обостренную реакцию на потенциальную опасность в двух отделах – в островковой доле, отвечающей за переработку эмоциональной и физической боли, а также в миндалевидном теле (в маленьком, похожем на миндальный орех участке, реагирующем на чувство страха). Лондонские исследователи также просканировали мозг 43 детей, 20 из которых жили в атмосфере абьюза, а другие 23 – в нормальных условиях. Им показывали искаженные злобой лица и следили, как мозг обрабатывает воспоминания и эмоциональные ассоциации, связанные с этими гримасами.

Ученые заметили знакомую реакцию: мозг детей, переживших абьюз, активизировался в тех же участках, что и у бывалых солдат. Авторы эксперимента заключают, что таким образом получены веские доказательства того, что маленькие дети, сталкивавшиеся с домашним насилием, распознают потенциальную угрозу и реагируют на нее. Обостренное внимание и внутренняя мобилизация, возможно, очень помогают как военным, так и их маленьким собратьям по несчастью, пытающимся выжить в трудных условиях. Однако трудно существовать в таком режиме ежедневно. Это очень изматывает. Как и бывалые воины, юные жертвы агрессии в семье часто страдают ночными кошмарами и мучаются страшными воспоминаниями. Наш герой Финли рассказал об одном очень реалистичном сне: он застыл на месте, будто парализованный, и смотрит, как горит его родной дом.

Двенадцатилетний Харли[101] регулярно вздрагивает от всплывающих в сознании ярких образов – флэшбэков[102] в виде сцен отцовской жестокости. Иногда приступы ужаса накатывают в школе, а иногда – дома. Это непредсказуемо. Перед мысленным взором мальчика вновь и вновь встают страшные картины: отец сталкивает мать с лестницы, бьет ее и пинает ногами. Он видит мать после избиения так, будто это происходит здесь и сейчас. Об этом он сам рассказывает нам грустным полушепотом: «В такие моменты я очень расстраиваюсь и чувствую себя абсолютно беззащитным».

Дети, живущие в атмосфере постоянной опасности и страха, блестяще осваивают стратегии выживания. Анна[103] была совсем еще маленькой и ходила в подгузниках, но даже в таком возрасте поняла, что пытаться защитить мать бесполезно. «Помню, как я впервые увидела сцену насилия. Я выбралась из кроватки и закричала: “Стой!” Отец оглянулся, развернулся и отшлепал меня ремнем. А потом в комнату как ни в чем не бывало пришла мама, чтобы снова уложить меня. Я никак не могла понять, что же все-таки произошло. Было ясно одно: впредь лучше не вмешиваться».