Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– А сколько нужно голосов, чтобы проект прошел через Думу? – спросил я.

– Минимум двести двадцать два. У октябристов, умеренно-правых и правых суммарно 251 мандат. Но лишь в том случае, если все эти фракции обязуют своих членов голосовать солидарно. Сюда Милюков и попытается вбить клин. Будет добиваться, чтобы депутатам позволили принимать решение «по совести», то есть без соблюдения партийной дисциплины. Тогда наше дело швах. Многие из центристов – октябристов и умеренно-правых – ненадежны. Проект провалится.

– А без Милюкова обойтись нельзя? Зачем он там, если большинство наберется и без кадетов?

– Что вы! Ни в коем случае. Иначе левая пресса поднимет шум, что реакционеры и полиция устроили заговор.

От этих византийских премудростей у меня голова пошла кругом.

– Приехали, – сказал Воронин, когда машина остановилась перед подъездом штаба. – Сейчас генерал выйдет. Его авто и конвой уже здесь.

Длинный «делоне-бельвиль» стоял прямо посередине улицы, которую с двух сторон перегородили жандармы. В двух пролетках сидели агенты в штатском. Покушений на высших чиновников уже несколько лет не было, но меры предосторожности сохранились.

– Что похищенный ребенок? – спросил вдруг Воронин. – Кто занимается делом? Ведь вам не до этого.

– Частный детектив, – коротко ответил я, и разговор прервался, потому что из дверей быстрой походкой вышел крепкий, крутолобый человек в сером костюме, помахивая котелком. Это был командующий Жандармским корпусом и начальник имперской полиции Джунковский, почему-то в штатском.

Мы вышли. Джунковский энергично тряхнул мою руку – я несколько раз бывал у него в кабинете.

– Не беспокойтесь, Константин Викторович, всё устроится, – бодро сказал Воронину генерал.

Мы сели и поехали.

Я получил еще одну инструкцию, совсем другого рода.

– Стало быть так, – деловито произнес генерал. – У вас очки или пенсне есть?

– Никак нет. Не имею необходимости.

– Возьмите мое.

Он дал мне золотое пенсне.

– Главное скажу я. Вас представлю экспертом. Имейте научный вид. Ничего полицейского. Вы – делегат Монакского конгресса, знаток французского опыта, светило криминалистики. Будут задавать вопросы – отвечайте кудряво и сложно, побольше специальной терминологии.

Ни про какую агентуру его превосходительство не спросил, вид имел победительный, и мне стало немного спокойней.

Началось думское совещание вполне мирно. Все участники показались мне приятнейшими людьми.

Хозяин кабинета, в котором проходила судьбоносная встреча, прославленный Родзянко, держался безо всякой сановности, очень любезно, сердечно пожал мне руку пухлой ладонью. Мягкой обходительностью он напоминал семейного доктора.

Егермейстер Балашов оказался довольно молодым еще человеком с превосходными манерами, настоящим аристократом в лучшем смысле этого слова. Усы у него были подкручены точь-в-точь как у меня, воротнички столь же безупречны, манжеты белоснежны. Пожалуй, мы были похожи на старшего и младшего братьев.

С особенным вниманием я рассмотрел председателя правой фракции Хвостова, коли он метит в наши будущие министры. Добродушный толстяк ответил мне открытой, симпатичной улыбкой.

Даже враг проекта Милюков нисколько не выглядел грозным. Немножко церемонный, по-профессорски слегка не от мира сего, но сразу было видно: такой и мухи не обидит.

Шеф жандармов с каждым приязненно поздоровался, осведомился о здоровье супруг, коих знал по имени-отчеству. Представил меня экспертом-криминалистом. Я учтиво поклонился, от чего с носа свалилось и заболталось на шнурке пенсне. Все заулыбались мой неуклюжести, что с психологической точки зрения было неплохо.

Мы сидели у круглого стола, будто равные: вершители российской политики и с ними я, мелкая сошка. Но неловкости я уже не испытывал. Мои соседи были люди интеллигентные. Одно слово – парламентарии.