Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

Бобковский особняк фигурировал в нескольких десятках документов, то есть мог бы составить конкуренцию бандитской «малине». Там без конца что-то случалось. То выкинулась из окна (или была выкинута?) девица легкого поведения, разбившаяся насмерть о мостовую. Заключение полиции: несчастный случай. То умер от чрезмерной дозы наркотика студент университета. Заключение полиции: несчастный случай. То из открытой двери выбежал невесть откуда взявшийся ягуар, ободрал когтями двух прохожих, бросился в Неву и утонул. Заключение полиции отсутствует.

И это я перечисляю лишь самые вопиющие случаи.

На Страстной неделе кто-то швырнул из окна на сле-довавший мимо крестный ход пачку порнографических открыток.

Жалоба от директора расположенной напротив женской гимназии, что на стеклах особняка появились непристойные изображения, смущающие учениц.

Бесконечные донесения о ночных дебошах и всевозможных безобразиях.

Примечательно, что ни по одному заявлению, ни по одному протоколу не заведено никакого дела. Это могло означать только одно: хозяин щедр, а тамошняя полиция продажна.

Я предложил госпоже Ларр посмотреть на вертеп разврата вблизи. В мой обеденный перерыв мы наведались к бобковскому дому.

Он был совсем недавней постройки, очень затейливый, в новом стиле ар-нуво. Над входом выбито «1913» и – гордо – имя модного архитектора.

– Тряхну околоточного, – сказал я. – Не выношу взяточников в полицейском мундире.

– Хорошо. Я пока прогуляюсь, – ответила Мари.

Первый участок Васильевской части, к которой принадлежал особняк, находился на Большом проспекте. Я назвался дежурному, велел немедленно провести меня к надзирателю Филимонову, чья подпись стояла на большинстве донесений.

С пожилым, вислоусым служакой, поднявшимся из-за заваленного бумагами стола, церемонничать я не стал. Заявил, что изучил всю сагу о бобковском притоне и отлично понимаю, чем вызвана удивительная снисходительность полиции.

– Я вам гарантирую, Филимонов, что одной отставкой вы у меня не отделаетесь, – пригрозил я. – Пойдете под суд. А все ваше имущество, накопленное на подачки господина Бобкова, будет конфисковано. Единственное, что может меня смягчить, – если вы со всей откровенностью ответите на мои вопросы.

– О Бобкове? – спросил околоточный. – Да со всем моим удовольствием! Может, хоть вы на него укорот найдете, ваше высокородие! Измучил он меня, аспид! А мзды Филимонов отродясь ни от кого не брал.

– Не лгать мне! – рявкнул я. – Кто на всех донесениях писал резолюцию «оставить без последствий»? Так я и поверю, что Бобков вам за это не платил!

– Эх, – отчаянно махнул рукой Филимонов. – Пропадай оно всё! Скажу как на духу. Ничего он мне никогда не платил. Слишком я мелкая для такой персоны сошка. Платит он господину приставу, а тот уже мне приказывает, какое заключение писать. Надоело оно мне – мочи нет! Я бы бобковский гадюшник керосином облил да поджег!

И стал мне рассказывать многое, что не попало в донесения. Я всё записал. При расследовании мелочей не бывает. Всякая деталь потом может сыграть. Не говоря уж о том, что заполучить в тайные союзники местного полицейского было полезно.

С Мари Ларр мы встретились около автомобиля. Я стал читать ей свои заметки, но она слушала невнимательно.

– Мы с вами должны проникнуть внутрь и провести обыск, – сказала она. – Жестокие и мстительные субъекты психотипажа, к которому принадлежит Зибо, считают свои преступления чем-то вроде произведений искусства и обычно сохраняют так называемые «кипсейки» – трофеи, которыми потом любуются, вспоминая прежние свершения. Это почти всегда так. Скорее всего имеется подобная коллекция и у Бобкова. Если он убил девочку, обязательно есть кипсейк.

– Легко сказать, – вздохнул я, глядя на внушительное трехэтажное здание. – Где в такой махине найдешь тайный мемориал злодейств? На виду ведь Бобков держать его не станет.

– Нам поможет вот это.