Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– Что там?

Вдруг в коридоре послышались шаги. В панике я метнулся в угол, вжался в стену.

Открылась дверь. На пороге стоял Бобков.

– Вот вы где, ‘усалочка, – засмеялся он, глядя на Мари, а меня пока еще не заметив. – Когда внезапно погас свет, у меня возникло подоз’ение… Очень уж зазывно вы на меня посмот’ели. Но как вы п’оникли в мое святилище? Ах, неважно! Нам с вами не сюда. Идемте в «Х’ам чувственности», п’инесем же’твоп’иношение богу ст’асти!

Он протянул обе руки, шагнул вперед – и уставился на меня.

Выпучился:

– Э, да это не Маяковский! Вы кто?

Решение нужно было принимать быстро. Если бы он начал кричать и звать слуг, ситуация стала бы необратимой. Лучшая оборона, как известно, нападение.

– Полицейский, – объявил я. – Господин Бобков, вы подозреваетесь в похищении и убийстве вашей двоюродной племянницы Дарьи Хвощовой. Имеющихся здесь улик, – я обвел рукой комнату, – более чем достаточно, чтобы потребовать у вас объяснений!

– Я похитил? И убил? Я?! – очень правдоподобно изумился хозяин.

– Да, из ненависти к ее матери. В отместку за то, что она увела у вас художника Монсарта.

На костлявой накрашенной физиономии декадента появилось весьма неожиданное выражение – досады.

– Чё’т! – простонал Зибо. – Какая к’асивая, какая великолепная идея! Почему она не п’ишла мне в голову! Я же действительно мог сам ук’асть у тва’и единственное, что ей по-настоящему до’ого – как мне был до’ог мой Ан’и! П’икончить и п’ислать Алечке в виде посылки. Отк’ывает она ящик, а там ее чадо, ’азук’ашенное как то’т. Ах, какая художественная акция могла получиться! Но девчонку, к сожалению, ук’ал не я.

– А кто же тогда? – спросил я, не веря ни единому его слову. – Или мы потолкуем об этом в полиции, на допросе?

Но Бобков нисколько не испугался.

– П’едставьтесь-ка, суда’ь, – потребовал он. – Вы из какого под’азделения? Кто ваш начальник?

Я молчал. Проникнув в дом тайным образом и затеяв обыск безо всякого ордера, я никак не мог перевести объяснение в официальное русло.

– Не желаете гово’ить? Ничего. Сейчас я это выясню. Позвоню Валентину Анатольевичу, – назвал он по имени директора Департамента. – Мы хо’ошо знакомы, он пользуется моей ложей в Александ’инском теат’е. А вы с вашей инте’есной спутницей извольте оставаться на месте. Вп’очем, я позабочусь, чтобы вы никуда не исчезли.

Он повернулся к коридору и во весь голос закричал:

– Эй, Мустафа! Кликни людей, а сам иди сюда. Живо!

Дожидаться неведомого Мустафу я не стал. Оттолкнул Бобкова и ринулся к двери, на бегу натягивая колпак. Мари обогнала меня, схватила за руку.

– Не туда! За мной, там окно!

В конце коридора действительно была штора.

Я рванул створки, перегнулся. Слава богу, внизу виднелась крыша сарая или какой-то пристройки. Я спрыгнул. Отшиб ноги, но не упал. Жесть гулко загрохотала.

В следующее мгновение рядом оказалась Мари, произведя гораздо меньше шума.

– Во двор. Потом через ограду на улицу, – быстро сказала она.

Подошла к краю. Исчезла.

Я предпочел повиснуть на руках и лишь потом соскочил наземь. Мы перебежали через открытое пространство. Давненько не лазил я через заборы, но кое-как справился.

Моя сообщница ждала меня на той стороне.

Ночная улица была пустынна.

На всякий случай мы пробежали два квартала и завернули в какую-то подворотню. От непривычки к подобного рода упражнениям я задыхался.

Мари сначала сердито процедила что-то нерусское, на букву «ф» – полагаю, выругалась, а потом еще ударила кулаком по стене. Всегдашняя холодность ей изменила.

– Выстрел мимо цели! Зибо не причастен к похищению!

– Неужели вы ему поверили? – поразился я. – Он же сам куражился перед Хвощовой: что ей теперь некому оставить свою коллекцию. Говорил: око за око. И вы видели «Храм ненависти».

– Да, он знает про похищение и злорадствует. Но это не его рук дело.