Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– Почему вы так уверены? И откуда он может знать?

Мари Ларр вынула и показала мне бумажку – одну из тех, что давеча просматривала.

– У него в доме Хвощовой шпион, кто-то из прислуги. Шлет донесения. Вот записка, помеченная прошлой субботой. Здесь написано… Посветите-ка.

Она прочла: «Вчерась ихний шофер шептался с кухаркой Настасьей, которая ему полюбовница, что дочка ихняя Дарья ни в какой не в санатории, а скрадена неизвестными злодеями и невесть куда подевалась, а только строго-настрого велено никому о том не сказывать». Вот вам и разгадка. На следующее утро после получения записки Зибо приехал на стройку и начал глумиться над несчастной матерью. Получается, мы снова в тупике, – резюмировала Мари Ларр.

Я уныло прибавил:

– И к тому же заварили кашу, которую еще неизвестно как расхлебывать.

C воспоминаний и счета шагов меня сбивает крик.

Во дворе, за окном, луженая глотка вопит:

– Не спать! Не спать на посту, гнида!

Матерная брань.

Голос в ночной тиши гулок, его подхватывает эхо.

Я закрываю уши ладонями. Мир дик, груб и жесток, от него не спрячешься. Но можно на время о нем забыть. Нырнуть в прошлое.

И я это делаю.

Снова начинаю:

– Раз, два, три…

Меня здесь уже нет. Я там, на ночной улице Васильевского острова.

Две тысячи девятьсот сорок два шага

XХI

Мы вышли из подворотни, погруженные в мрачные мысли, – навстречу истошному воплю.

Припозднившаяся парочка, перед которой из закоулка вдруг выплыли привидение с клыкастой пастью и косматая ведьма с мерцанием вокруг глаз, попятилась. Кавалер уронил тросточку и постыдно кинулся наутек, бросив свою спутницу, а та села на корточки, закрыла лицо руками и завизжала на всю улицу.

– Вам нечего бояться, сударыня, – уверил ее я, но не думаю, что меня услышали. Надо было побыстрее отсюда убираться.

Проблема, однако, состояла в том, что куда бы мы ни повернули, рано или поздно кто-то шел навстречу, и всякий раз это завершалось криками.

– Всё это плохо кончится, – сказал я. – Или мы встретим беременную и у нее случится выкидыш, или кого-то хватит удар. Нужно взять извозчика.

В субботнюю ночь пролеток на Большом проспекте хватало, но эффект был тот же. Балахон с колпаком я снял, оставшись в жилетке, но при виде фосфоресцирующего лица мадемуазель Ларр лошади всхрапывали, а ваньки крестились и взмахивали кнутом.

– Смойте светящуюся краску, – потребовал я. – Иначе нас никто не посадит, а скоро разведут мосты, и мы останемся на острове до утра.

– Да где же? Это не Лондон, общественных уборных тут нет.

Я предложил спуститься на набережную, умыться невской водой.

Так мы и поступили.

Присев на ступеньки, Мари тщательно протирала лицо платком, смачивая его в реке.

Разговор наш был мрачен.

– Бедная Алевтина Романовна не утешится даже местью, – говорила Мари. – Потеря дочери это ужасно, но еще страшнее неизвестность. Жива девочка или нет? Что с нею произошло? Неужели просто исчезла – и всё? Навсегда? Вот мысли, которые иссушают несчастную женщину. Это мука, которой никому не пожелаешь…

– Что же все-таки произошло с Дашей? – в десятый, наверное, раз повторил я. – Уже ясно, что похитили ее не ради выкупа. За полтора месяца никто от Хвощовой ничего не потребовал. Месть, выходит, тоже ни при чем.

– Остается самая жуткая версия. Не просто наиболее вероятная, но, увы, теперь единственная. – Мари сдернула свой зеленый парик, бросила его в реку, и он закачался, словно по Неве, в самом деле, плыла русалка. – Даша стала жертвой полового маньяка. Чем-то его привлекла именно эта девочка. Некий триггер включил манию.

– Кто включил?

– Триггер, спусковой крючок. Если мы хотим найти и наказать преступника…

– Очень хотим, – свирепо перебил я.