Долгая дорога домой (сборник) - Пол Андерсон

Торнтон проверил уровень радиации и счел его приемлемым. Наружу выставили клетку с макаками-резусами и оставили на неделю. Эту неделю никто не покидал шлюпок. Выходивших и возвращавшихся роботов с маниакальным тщанием стерилизовали в шлюзах. Остальные люди просто ждали.

Лоренцен погрузился в свои микрокниги, но даже Шекспир, Йенсен и «Песня людей Юпитера» могут наскучить. Другие члены команды слонялись без дела, ругались друг с другом, зевали, спали и уныло просыпались, чтобы провести без дела очередной день. Открытых стычек на борту этой шлюпки не происходило, поскольку здесь был Гамильтон; однако капитану часто приходилось рявкать по телесвязи на людей с других шлюпок.

Однажды Фернандез едва не вышел из себя.

– Вы не можете настолько бояться болезней! – крикнул он Гамильтону.

– Еще как могу, – хмыкнул капитан. – Если эволюция на этой планете шла путем, настолько схожим с земным, насколько это выглядит, можете поспорить на свою ученую степень, что здесь есть микробы, которые могут на нас жить. А я хочу вернуться домой на своих собственных ногах. Меньшее, что я могу сделать, – это убедиться, что мы не подхватим никакой инфекции по воздуху.

Хидеки и его команда доложили о результатах исследования растений: по сути земные формы, только плотнее и крепче. Некоторые были ядовитыми, поскольку содержали тяжелые металлы или нечто подобное, однако большинство можно было употреблять в пищу без особых опасений. Человек вполне мог питаться исключительно дикими видами растений. Однако потребуются дополнительные исследования, чтобы понять, сколько видов нужно будет добавить в рацион для сбалансированной диеты.

Первый обед с троадской пищей стал настоящим событием. Вкусы не поддавались описанию. Лоренцен понял, насколько скудны большинство человеческих языков в вопросах передачи вкусов и запахов, однако он уловил намеки на имбирь, и корицу, и чеснок. Ухмыльнувшись, он предположил:

– Быть может, душа Эскофье[14] не попала в рай. Может, он получил особое разрешение летать по галактике в поисках мест для готовки.

Торнтон нахмурился, и Лоренцен покраснел – но как извиняться за шутку? Он промолчал, однако морщился, вспоминая о случившемся.

Гамильтон разрешил попробовать местную пищу только половине членов экипажа и весь следующий день внимательно за ними наблюдал.

Иногда они видели животных, в основном небольшие пугливые силуэты, что шныряли в высоких травах на краю выжженного участка; но однажды мимо прошло стадо более крупных четвероногих размером с пони – серо-зеленых, покрытых чешуей, с длинными ногами, оканчивавшимися копытами, и рептилоидными головами без ушей. Умфандума ругался, так ему не терпелось взглянуть на них поближе.

– Если эволюция рептилий зашла так далеко, бьюсь об заклад, что здесь нет млекопитающих, – сказал он.

– Рептилии в ледниковом периоде? – скептически спросил Фернандез. – Только не такие крупные, друг мой.

– Ну, не рептилии в строгом смысле слова, а животные, которые ближе к ним, чем к земным млекопитающим. Мне говорили, здесь есть холодные и теплые сезоны, а следовательно, у них должна быть теплая кровь и развитые сердца. Но они определенно не похожи на плацентарных.

– Это еще один аргумент в пользу того, что здесь нет разумной жизни, – заметил Лоренцен. – Такое впечатление, что эта планета только и ждет человека.

– Да… ждет, – произнес Эвери с неожиданной горечью. – Ждет шахт, и городов, и дорог, ждет, чтобы холмы были срыты, а равнины заполонили люди. Чтобы наши собаки, кошки, коровы и свиньи уничтожили бесконечное разнообразие местной жизни. Ждет шума, грязи и толпы.

– Тебе не нравится человеческая раса, Эд? – издевательски осведомился Гуммус-лугиль. – Я думал, это входит в твои должностные обязанности.

– Мне нравится человечество, когда оно на своем месте… то есть на Земле, – ответил Эвери. – А, ладно. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Забудьте.