Тёмная порода - Ксения Крейцер (2021)

– Ивона-то? Чего ж не знать? Он в самом конце дороги живёт, у вершин-то чёрных. Мастер, каких поискать. Последние лет двадцать, правда, того, – старик покрутил рукой около головы, – стал. Но руки-то золотые, куда их денешь.

– А что случилось-то, что он того? – осторожно спросил Марис и в точности повторил жест старика.

Сергос и Альба следили за беседой, затаив дыхание.

– Ой, такая ужасная история, – махнул рукой старик, – тут немудрено умом тронуться.

На лице Мариса отобразился живейший интерес. Старик, обрадовавшись произведённому эффекту, продолжил уже без дополнительных вопросов.

– Жена у него была, Натлика. Хорошая такая: тихая, красивая, любила его, как кошка. Всюду за ним: и в кузне ему поможет, и на ярмарке, и хозяйка отменная. Хорошая баба. Да только век её не долог был. В кузне у них пожар случился. Угорела она в нем. Ивон вытащить пытался, да не успел. Сам обгорел, живого места не осталось, но выжил, а её не спас. Ну, вот с тех пор он и совсем плохой. Нелюдимый стал, с гор перестал спускаться, только работает днями и ночами. Страдает, себя винит, поди, что не уберёг жену. Маску, балахон свой не снимает, чтоб людей-то не пугать, сильно, видать, изуродован. И так уже лет двадцать. А за изделиями к нему до сих пор народ ходит.

– Действительно, ужасная история, – подтвердила Альба.

– Да уж, – согласился Марис. – А ты Ивона давно видел? – обратился он к старику, – Он сейчас-то дома?

– Да кто ж его знает? Видел-то я его последний раз в конце прошлой осени, он с гор в кои-то веки спускался, а вот потом больше не встречались. Сам-то я к нему уже давно не поднимаюсь, спина совсем больная, тяжело мне. Только до старых выработок дохожу, в их окрестностях зверья много, шкурок заготовлю, глядишь зимой с голоду и не помру.

– Ясно. Спасибо тебе, отец, за рассказ. Пойдём мы, глядишь – повезёт, и застанем Ивона дома.

Марис протянул старику руку.

– Ой, ну идите, молодые люди, идите, – старик пожал руку Мариса. – И я пойду, мне б до вечера спуститься, неохота в горах кости морозить. Берегите себя! Вы, я вижу, парни крепкие, девицу в обиду не дадите, – старик улыбнулся Альбе. – Но не расслабляйтесь. Здесь тихо и пусто, но не тешьтесь, что безопасно.

– Не волнуйся, отец! Мы можем о себе позаботиться, – Марис обвёл многозначительным взглядом Сергоса и Альбу.

– Отнесись к моим словам серьёзно, юноша. Черногорье не прощает легкомыслия. Видел я здесь уже такого. Вроде и не молодой был, и не сказать, что дурак, а всё туда же. Отмахнулся, когда я его просил быть осторожным, мол, может о себе позаботиться. И что? Взяло его Черногорье. Как пить дать, взяло. А он магик, между прочим, был, не немощный какой.

Повисло молчание. По-своему истолковав его, старик продолжил.

– Что ты так на меня смотришь? – обратился он к Марису. – Ну, магик. Что ж теперь, не человек, раз магик? Я так думаю, если вреда людям не чинит, то пусть себе колдует. От них же и польза бывает. Этот вот спину мне подлечил, а то я уже совсем разогнуться не мог, с голоду бы помер. И вообще мужик он хороший был, разговорчивый такой, почтительный, про дочку свою мне всё рассказывал, тоже магичку, души в ней не чаял.

– Как его звали? – срывающимся от волнения голосом спросила Альба.

– Ой, вспомнить бы, девица-красавица, – поморщился старик. – Дочку вот точно помню как звали, имя ещё такое красивое – Альба. А его самого как звали, запамятовал. Вот же старость, – хохотнул старик, – что с памятью делает-то.

– А с чего ты взял, что его, как ты сказал, «Черногорье взяло»? – вмешался Сергос, пока Альба переваривала услышанное.