Шильонский узник - Байрон Джордж Гордон

«Гарун от казни и упрека

Избавлен мной; в сераль до срока

Я прибыл, – здесь не каждый знал,

Как я по островам скитался;

Кто тайну ведал, – умолчал, —

И я начальником остался

На все готовых смельчаков;

Решитель дерзостных трудов,

Я их в разъезды рассылаю,

Меж них добычи разделяю;

И жалко мне, что редко сам

Пускаюсь с ними по волнам.

Но уж пора! Во тьме глубокой

Все тихо! Челн мой недалеко;

Уж ветер вьется в парусах.

Бежим! Оставим гнев и страх

На здешних мрачных берегах!

Осман пусть явится с зарею;

А ты свободна – ты со мною!

И если этот гордый бей

Жить должен, – и отца родного

Спасти от часа рокового

Ты хочешь, – о, беги скорей!

Беги! Когда ж судьбы моей

Узнав всю тайну без обмана,

И клятву сердца, и мечты

Любви младой забыла ты, —

Я остаюсь, я жду Османа!

Тебе не быть его женой,

Не быть, что б ни было со мной!»

XXII

И неподвижная, немая

Стояла дева молодая.

Так нам резец изобразил,

Как мать в печали безотрадной

Вдруг обратилась в камень хладный.

Лишенная и чувств, и сил,

Очам она являла то же;

Лишь, бедная, была моложе;

Но, страха тайного полна,

Едва опомнилась она, —

Как видит: у ворот садовых

Вдруг блещет факел роковой…

Блеснул один, – блеснул другой,

И много, – и огней багровых

Свет яркий озаряет сад.

«Беги!.. Ты больше мне, чем брат!»

И в красном зареве с мечами

Злодеи видны меж кустами.

Они бегут, они летят,

По рощам, в просеках мелькают;

Кинжалы, факелы сверкают,

Страшнее всех Яфар бежит,

Бежит к пещере отдаленной,

И машет саблей обнаженной,

И гневом бешенства кипит.

Селим! Ужель судьба решила,

Чтоб здесь была твоя могила?

XXIII

Отважный смотрит: «Бил мой час —

Зулейка! Скоро все свершится!

Целуй меня в последний раз.

Но близко наши, – к ним домчится

Призывный звук, – узрят они

В кустах багровые огни;

Их мало… но чего страшиться!»

Вдруг из пещеры он стрелой, —

Чеканный пистолет хватает:

Раздался выстрел вестовой, —

И дева в горести немой

Без слез от страха обмирает.

«Не слышно… что ж!.. И приплывут,

Но уж Селима не найдут.

На выстрел мой бегут толпою

Злодеи ближнею тропою.

Так обнажись, отцовский меч!

Ты не видал подобных сеч.

О, друг! Прости! Чрез рощу тайно

Иди с надеждой во дворец.

Тебе разгневанный отец

Простит. Но, ах! Чтобы случайно

Свинец вблизи не просвистал;

Чтоб в очи не блеснул кинжал.

Иди… Не бойся за Яфара;

Пусть яд был дан его рукой,

Пусть скажет: робок я душой;

Не дам ему – не дам удара;

Но их – я рад, готов разить;

Меня ль убийцам устрашить!»

XXIV

И он, как вихрь, на склон прибрежный

Стремится, выхватив свой меч;

Вот первый из толпы мятежной, —

Его глава скатилась с плеч.

Вот и другой; меч снова блещет, —

И труп у ног его трепещет.

Но уж он сам со всех сторон

Толпою буйной окружен.

Селим сечет их, колет, рубит;

Достиг до волн береговых,

И видит в море удалых.

Ужели рок его погубит?

К нему бесстрашные в боях

Летят на белых парусах;

О! Дуй сильнее, ветр попутный!

Они спешат, – они гребут,

И с лодки в море – и плывут,

И сабли блещут в пене мутной;

Их дикий взор, как жар, горит,

С одежд, с кудрей вода бежит —

Вскочили… вскрикнули… сразились;