Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

Одеревеневшая от сна, Софи позволяет поднять себя со стула, и Конфетка понимает: быть гувернанткой не так трудно, как она опасалась. В радостном возбуждении она делает первую ошибку.

– Мы с вами уже видели друг друга, – говорит она, – вы помните?

Софи, стараясь изо всех сил войти в непривычную роль ученицы, кажется сбитой с толку. Первый вопрос, заданный гувернанткой, и сразу такой непонятный. А может быть, это хитрость, чтобы вывести ее на чистую воду?

– Нет, мисс, – признается девочка.

У нее такой же голос, как у Агнес, только мягче и не так хорошо модулирован – скорее печальный колокольчик, чем гобой д’амур.

– В церкви, – подсказывает Конфетка, – я посмотрела на вас, и вы ответили мне взглядом.

(Произнося эти слова, она чувствует, как неубедительно они звучат.)

Софи прикусывает нижнюю губу. Няня сто раз говорила, что в церкви надо быть повнимательнее, и вот расплата!

– Не помню, мисс.

Это сказано с детским отчаянием, с предчувствием дурацкого колпака.

– Не важно, не важно, – говорит Конфетка и поднимается с колен.

Теперь, когда обе стоят во весь рост, Конфетке бросается в глаза разница в росте: Софи едва достает головой ей до пояса.

– Ну хорошо, – продолжает Конфетка – совершая вторую ошибку. – Я так рада, что Беатриса уехала, а вы?

Она надеется, что ей удается выдерживать шутливо-заговорщицкий тон, каким ребенок, быть может, говорит обычно с ребенком.

Софи поднимает глаза – ну и дистанция между их лицами! – и умоляет:

– Я не знаю, мисс.

Ее лобик наморщен тревогой, маленькие ручки плотно стиснуты перед юбками, и этот странный новый мир – теперь, когда она совсем проснулась, – оказывается опасным местом.

Что делать? Что делать? Выуживая из памяти, из уймы прочитанных книг все, что припоминается на детскую тему, Конфетка спрашивает:

– У вас есть кукла?

Бездарный вопрос, думает она, но он неожиданно зажигает огонек в глазах Софи.

– В детской, мисс.

– В детской?

Конфетка вдруг вспоминает, что даже не побывала там. Места, где ей предстоит учить Софи, она еще не видела! Конечно, детская не раз фигурировала в лекции Беатрисы о правильном присмотре за Рэкхэмовым ребенком, но вышло так, что Беатриса покинула дом, даже не показав гувернантке помещение, которое «теперь, я полагаю, будет называться классной комнатой». Может, и показала бы, если б Конфетка не заторопила ее напоминанием о поезде.

– Так отведите меня туда, – говорит Конфетка, после секундного колебания протягивая ей руку.

Возьмется она за руку? К огромному облегчению Конфетки, Софи берет ее за руку.

Первое прикосновение теплых детских пальцев вызывает у Конфетки чувство, на которое она никогда бы не сочла себя способной: волнение плоти, сошедшейся с незнакомой плотью. Она, облапанная тысячами чужих рук, ставшая нечувствительной ко всему, кроме уж самых грубых вторжений, теперь ощущает трепет, почти потрясение; и вместе с потрясением приходит стыдливость. Как же грубы ее собственные пальцы в сравнении с девочкиными! А Софи, ей не противна потрескавшаяся и загрубелая Конфеткина кожа? Насколько плотно или свободно должны смыкаться их руки? И кто решит, когда разжать их?

– Вы будете показывать дорогу, – говорит Конфетка, когда они выходят из спальни.

Дом Рэкхэмов опять кажется пустым – словно это не дом, а затихший большой магазин, где есть часы, зеркала, лампы, картины и разнообразные обои. Детская прячется в самом хвосте площадки в форме «L», и по пути к ней Конфетка и Софи проходят мимо нескольких затворенных дверей.

– Это комната, где папа думает, – шепчет Софи, не ожидая вопроса.

– А следующая?

– Не знаю, мисс.

– А первая дверь, которую мы миновали?

– Там живет мама.