Ниже нуля - Эли Хейзелвуд

— Да. И да, но становится лучше. — Тепло, или, по крайней мере, отсутствие ледяного ветра, помогает. Хватка Йена, утешительная и теплая вокруг моей распухшей лодыжки, тоже не причиняет боли. — Это тоже не лодка НАСА. — Не то чтобы я ожидала, что это так. Мне кажется, я знаю, что здесь происходит.

— Это то, что было в нашем распоряжении.

— Нашем?

Он все еще не смотрит мне в глаза. Вместо этого он затягивает скобу и натягивает толстый шерстяной носок на мою ногу. Мне кажется, что я чувствую призраки кончиков пальцев, пробегающих по ноге, но, возможно, мне это кажется. Наверное, так и есть.

— Тебе нужно прпить. И поесть. — Он выпрямляется. — Я принесу тебе…

— Йен, — мягко прерываю я. Он делает паузу, и мы оба, кажется, одновременно ошеломлены моим тоном. Это просто… мольба. Усталость. Обычно я не люблю демонстрировать свою уязвимость, но… Йен приехал за мной, на маленькой качающейся лодке, через фьорды. Мы одни в Арктическом бассейне, в окружении двадцатитысячелетних ледников и пронзительных ветров. В этом нет ничего обычного. — Почему ты здесь?

Он поднимает одну бровь. — Что? Ты скучаешь по своей расщелине? Я могу вернуть тебя обратно, если…

— Нет, правда, почему ты здесь? На этой лодке? Ты не участвуешь в АМАСЕ этого года. Ты даже не должен быть в Норвегии. Разве ты не нужен им в JPL?

— Они будут в порядке. К тому же, парусный спорт — моя страсть. — Он явно уклоняется от ответа, но холод, должно быть, заморозил мои мозговые клетки, потому что все, чего я сейчас хочу, это узнать побольше о пристрастиях Йена Флойда. Правдивых или выдуманных.

— Правда ли это?

Он пожимает плечами, ни к чему не обязывая. — Мы часто ходили под парусом, когда я был ребенком.

— Мы?

— Мой отец и я. — Он стоит и отворачивается от меня, начиная рыться в маленьких отсеках в корпусе. — Он брал меня с собой, когда ему нужно было работать.

— О. Он был рыбаком?

Я слышу ласковое фырканье. — Он занимался контрабандой наркотиков.

— Что?

— Он контрабандировал наркотики. Травку, в основном…

— Нет, я слышала тебя в первый раз, но… серьезно?

— Да.

Я нахмурилась. — Ты… Ты в порядке? Это вообще… Это что, контрабанда травы на лодках?

Он возится с чем — то, прикрывая мне спину, но поворачивается достаточно, чтобы я уловила кривую улыбку. — Да. Незаконно, но это дело.

— И твой отец брал тебя с собой?

— Иногда. — Он поворачивается, держа в руках небольшой поднос. Он всегда выглядит большим, но, сгорбившись на слишком низкой палубе, он похож на Большой Барьерный риф. — Это сводило мою маму с ума.

Я смеюсь. — Ей не нравилось, что ее сын участвует в семейном преступном бизнесе?

— Понятно. — Его ямочка исчезает. — Они кричали об этом часами. Неудивительно, что Марс стал казаться таким привлекательным.

Я наклоняю голову и изучаю его выражение лица. — Так вот почему ты вырос, не зная Мару?

— Кто такая М… О. Да. По большей части. Мама не очень любит Флойдов. Хотя я уверен, что по их меркам он тоже черная овца. Мне не разрешали проводить с ними время, так что… — Он качает головой, как бы желая сменить тему. — Вот. Это не много, но ты должна поесть.

Мне приходится заставлять себя отвести взгляд от его лица, но когда я замечаю бутерброды с арахисовым маслом и желе, которые он приготовил, мой желудок сводит судорогой от счастья. Я ерзаю на койке, пока не сажусь ровнее, снимаю куртку и тут же набрасываюсь на еду. В конце концов, мои отношения с едой гораздо менее сложные, чем с Йеном Флойдом, и я теряю себя в прямолинейном, успокаивающем акте жевания на… на долгое время, вероятно.

Когда я проглатываю последний кусочек, я вспоминаю, что я не одна, и замечаю, что он смотрит на меня с забавным выражением лица.

— Прости. — Мои щеки потеплели. Я смахиваю крошки со своей термофутболки и слизываю немного джема с уголка рта. — Я фанат арахисового масла.

— Я знаю.