— Верно. — Я насмехаюсь. — Конечно, я должна верить на слово парню, который действовал за моей спиной, а не парню, который за меня вступился и добился того, чтобы мой проект все равно был профинансирован. Очень сложный выбор.

Его рука поднимается и смыкается вокруг моей руки, одновременно нежно и настоятельно. Я отказываюсь заботиться настолько, чтобы отстраниться от его прикосновения. — Что ты только что сказала?

Я закатываю глаза. — Я наговорила кучу всего, Йен, но суть была одна — отвали. А теперь, если ты меня извинишь…

— Что ты имеешь в виду, говоря, Мерел позаботился о том, чтобы твой проект все равно был профинансирован? — Его хватка напряглась.

— Я имею в виду именно то, что сказала. — Я наклоняюсь к нему, смотрю в его глаза, и на долю секунды знакомое чувство близости, здесь, рядом с ним, обрушивается на меня, как волна. Но оно так же быстро смывается, и остается лишь странное сочетание мстительной грусти. У меня есть мой проект, а это значит, что я выиграл. Но я также… Да. Он мне нравился. И хотя он всегда был лишь на периферии моей жизни, я думаю, может быть, я надеялась…

Ну. Теперь неважно. — Он нашел альтернативу, Йен, — говорю я ему. — Я и моя неспособность осуществить проект отправляемся в Норвегию, и ты ничего не можешь с этим поделать.

Он закрывает глаза. Затем открывает их и бормочет что — то под нос, что звучит очень похоже на «блядь», затем следует мое имя и другие торопливые объяснения, которые я не желаю слушать. Я высвобождаю руку из его пальцев, встречаю его взгляд в последний раз и ухожу, поклявшись себе, что это конец.

Я больше никогда не буду думать о Йене Флойде.

Глава 7

Острова Шпицберген, Норвегия

Настоящее

На нем нет снаряжения НАСА.

К этому времени уже почти стемнело, снег падает непрерывно, и всякий раз, когда я поднимаю взгляд к краю расщелины, огромные снежинки летят мне прямо в глаза. Но даже тогда я могу сказать: Йен одет не в то снаряжение, которое НАСА обычно выдает ученым АМАСЕ.

Его шапка и пальто — The North Face, тусклый черный цвет, припорошенный белым, прерывается только красным цветом его очков и лыжной маски. Его телефон, когда он достает его, чтобы связаться со мной с края расщелины, не стандартный Iridium, а модель, которую я не узнаю. Он долго смотрит вниз, как бы оценивая дерьмовую ситуацию, в которую я умудрилась себя загнать. Флурри кружит вокруг него, но так и не касается. Его плечи поднимаются и опускаются. Раз, два, несколько раз. Затем, наконец, он поднимает очки и подносит телефон ко рту.

— Я спущу веревку, — говорит он вместо приветствия.

Сказать, что я сейчас нахожусь в затруднительном положении или что у меня на руках несколько проблем, было бы преуменьшением. И все же, глядя вверх с того места, где я была уверена, что укушу его примерно пять минут назад, я могу думать только о том, что в последний раз, когда я разговаривала с этим человеком, я…

Я сказала ему отвалить.

Неоднократно.

И он действительно заслужил это, по крайней мере, за то, что сказал, что я недостаточно хороша для выполнения проекта. Но в то время он также упомянул, что моя миссия будет слишком опасной. И вот теперь он появился за полярным кругом, со своими глубоко посаженными голубыми глазами и еще более глубоким голосом, чтобы отвести меня от верной смерти.

Я всегда знала, что я засранка, но никогда не понимала, до какой степени.

— Это самый массовый случай в истории? — спрашиваю я, пытаясь пошутить.

Йен игнорирует меня. — Как только у тебя будет веревка, я сделаю якорь, — говорит он, тон спокойный и фактический, ни следа паники. Как будто он учит ребенка завязывать шнурки. Здесь нет срочности, нет сомнений, что все пройдет по плану и мы оба будем в порядке. — Я подготовлю губу и подниму тебя на плечо. Убедись, что все пристегнуто к твоей спусковой петле. Ты можешь подтянуться на закрепленной стороне?