Каратель - Джессика Гаджиала

— Идти можешь? — спросил я сквозь сжатые зубы, пока она, дрожа, начала вставать. Я сделал вдох, когда она слегка пошатнулась, зная, что ради неё нужно держать себя в руках. — Иди сюда, куколка, — тихо произнёс я, когда она пошла по полу. — Возьми это, — сказал я, когда она приблизилась, передавая ей пистолет.

— Ты…

— Возьми пистолет и иди на улицу, — сказал я, тихим, но твёрдым голосом. Мне нужно было, чтобы она следовала приказам. Нужно было её обезопасить.

Потому что я готов был вот-вот взорваться.

И ей нужно было быть как можно дальше от этого.

— И если увидишь кого-то, кроме меня, опустошай в их тела всю обойму. Хорошо?

Её взгляд поднялся к моим глазам, и мой желудок сильно сжался, когда я увидел её дрожащую нижнюю губу, пока она брала пистолет.

— Хорошо? — повторил я, когда её рука сомкнулась на оружии.

Она твёрдо кивнула мне и практически как робот двинулась к двери.

— Что теперь, амиго? У тебя нет пистолета.

— Я не пользуюсь пистолетами, амиго, — ответил я, перекладывая нож в правую руку. — Мне нравится работать руками.

— Как видно по твоей маленькой девчушке, — сказал он, поворачивая голову в сторону, — мне тоже.

— Ох, придурок, это ты зря сказал.

Затем я выпустил её — ярость.

Должно быть, он меня недооценивал, потому что, когда я налетел на него и пырнул его ножом в бок, прямо под нижнее ребро, достаточно глубоко, чтобы было чертовски больно, но не чтобы нанести сильный урон, его глаза округлились как у чёрта.

Люди часто меня недооценивали.

Я не был крупным парнем. Высоким, конечно, но худым, жилистым, невзрачным.

Никто не думал, что тощий парень в байке, с бледной кожей компьютерного гика, представляет какую-то угрозу.

Но, чёрт побери, как же они ошибались.

Они всегда испытывали шок, когда на их голове оказывался пакет, или удавка на шее, или нож у яремной вены.

Они будто все считали, что я умею только болтать.

Просто какой-то придурок, которому нравится запугивать людей.

Поэтому они всегда были в шоке.

— Всего на дюйм глубже и направить вверх, и я задену лёгкое. Они наполнятся кровью, и ты будешь задыхаться изнутри. Это особенно ужасный способ умереть. Так что такой конец кажется подходящим, — сказал я ему. — Но не сейчас, — добавил я, вытаскивая нож, переворачивая его в руке, сжимая кулак и вкладывая всю свою силу в удар в челюсть, от которого он полетел на пол.

— Ты её защищаешь? — крикнул он с пола. — После того, что сделал её ублюдок-отец?

— Ключевые слова здесь — ублюдок-отец, — сказал я, стоя над ним, ожидая, пока он попытается встать. — Это не она приложила руки к твоей матери и сестре.

— Он должен расплатиться за то, что сделал с ними! — вопил он. — Моя сестра покончила с собой спустя три недели после того. Порезала запястья так глубоко, что их невозможно было зашить. Мать умерла от горя! Он должен узнать эту боль.

— Вот видишь, — произнёс я, возвращаясь обратно к холоду, к тьме, как к любимой футболке, чувствуя себя в этом намного удобнее. — Поэтому я — каратель, а ты просто какой-то никудышный мерзавец, так ослеплённый яростью, что не видишь, что твои действия причиняют боль невинным женщинам.

— Каратель, — прошипел он, выплёвывая на пол зуб и целый рот крови, отталкиваясь, чтобы встать. — Да, точно.

— Видишь ли, будь время подходящим, я бы позволил тебе разыграть небольшой суд, дал бы тебе шанс чистосердечно во всём признаться, сдаться, или выбрать смерть. Я бы отвёл время на то, чтобы сходить за щёлочью, разогреть её, растворить тебя. Но на улице ждёт женщина, которая во мне нуждается. Поэтому мы сделаем всё быстрым, жёстким, кровавым, грязным способом.

Затем я бросился вперёд, вонзая нож в его грудь и живот шесть раз, прежде чем он даже успел вскрикнуть.

Я не часто пользовался ножами.