Княжна - Кристина Дубравина

Подкинул, на миг освобождая себе руки, и поймал в момент, когда у Анны из горла вырвался испуганный крик. Она рефлекторно обхватила мужчину за покатые плечи, крепче сжимая под рубашкой руки, и, чёрт возьми, не менее инстинктивно обняла Пчёлкина ногами, когда мужчина подхватил девушку под ягодицами.

Кровь стукнула по вискам ни то от резкого прыжка, ни то от касаний, к которым Князева, хоть и привыкла, но каждый раз вздрагивала в дрожи лёгкого возбуждения.

Он, Пчёлкин, вызывал в ней слишком много эмоций. Иногда Князевой казалось, что она от случайного прикосновения его могла взорваться снопом раскалённых искр, и это было так плохо, что даже хорошо. Прямо до рези в глазах, до чувства удушения хорошо.

Про касания ладоней к ягодицам, вероятно, говорить вообще было лишним.

— Ты чего делаешь? — спросила Анна, поняв прекрасно, что Витя делал. Голос, в её понимании, должен был звучать оскорблено, но вместо того стал казаться шепотом, в котором желание чуть ли не каждое слово обволакивало.

Пчёла поднял на девушку взор, который она знала более чем хорошо. За глаза Князева называла этот взгляд одним словом — «прелюдия». Потому, что чувствовала, как влажное тепло стекало к низу живота, когда мужчина смотрел на неё вот так.

Будто раздевая. Оставляя, точно укусами, невидимые следы, какие только он сам будет видеть, какие только Аня будет ощущать на коже.

— Нехорошо заставлять ждать театрального режиссёра. Чьи слова, а, Анна Игоревна?

Она поклясться была готова, что взорвалась бы фейерверком, если бы Пчёла на гарнитур её усадил, целуя параллельно в шею. Девушка выдохнула тяжело ни то от фантазий своих, что в скором времени обещали стать явью, ни то от сарказма, на который ничем, кроме как горящим взором, ответить не смогла.

Мужчина поцеловал её. Коротко, но глубоко. Аня быстро поняла, — дразнил — и чуть ли не рыкнула в злобе, когда Пчёлкин отсоединился. Она попыталась губы его перехватить, на себе оставить, но не вышло — Князева по инерции только вперед качнулась, притираясь к прессу Вити, скользя бёдрами в его ладонях, чувствуя жар и мужскую твердость, появляющуюся чуть ниже пряжки ремня.

Он довольно оскалился и, смеясь почти гортанно, кончиком языка провел вровень по ярёмной вене.

Князева едва не взвигнула, снова дёргаясь у Вити на руках в каком-то нездорово быстром возбуждении.

— Паста остынет, — кинула последний, не самый убедительный аргумент Аня. Пчёла в ответ только усмехнулся, наклонил голову к плечу девушку. Зубами подцепил тонкую лямку платья.

«Diable!..»{?}[ «Дьявол!..» — с фр.]

Князева стала перегретым стеклом, которое рисковало если не взорваться, то потечь в состоянии, раскалённом до нескольких сотен градусов. Под глазами астрами распустились красные круги.

Пчёла направился к двери. Мелкая дрожь, шедшая по внутренней стороне бедра, дошла вибрацией до низа живота, когда Витя посмотрел на Аню снизу и предложил вещь, на которую Князева, вероятно, не могла не согласиться:

— Давай начнём с десерта?

Первого октября Анна узнала о временном переходе обязанностей Сухоруковой к ней, а второе число, согласно указу Ельцина, в полномочиях которого после расстрела Дома Советов вряд ли бы кто-то рискнул усомниться, стало днём общенационального траура.

Князева, утром сидя на кухне и поедая творог с джемом, Пчёле сказала, что устраивать траур в честь людей, погибших, в какой-то степени, по вине самого Бориса Николаевича, было просто верхом лицемерия. Витя очищал сваренное вкрутую яйцо от скорлупы и, головой качнув вбок, парировал в ответ:

— Сделать вид, что ничего не произошло, он тоже не мог.

Аня промолчала, не думая соглашаться, но и не в состоянии правоту Пчёлы отрицать.

Сутки прошли за домашними хлопотами в первой половине дня и поездками по магазинам в поисках подарка на крестины Вани во второй.