Княжна - Кристина Дубравина

С вызовом, который неясно кому бросила, посмотрела в глаза Вите. Нервы от напряжения задрожали в мелодии чистейшего сомнения.

— Нет, — согласно проговорил Пчёла, но голосом почти убийственно-сдержанным. Девушка дёрнула щекой, чувствуя, как пульс, только-только переставший ощущаться такой болью, снова сокращениями стал покалывать сердце.

«Держись, не плачь, не смей, хватит на сегодня соплей… Ну, что ты, взаправду, Князева, сырость развела?!»

— Только, Ань, ты для них — связующее звено. Человек, через которого решили действовать, — объяснил Витя.

Аня и так знала, понимала прекрасно, что с ней сегодня произошло, но от слов Пчёлы, как от первого осознания, задрожали в страшнейшем, самом гнусном предательстве пальцы.

— Может, тебя и не дёрнут больше, если ты тихо сидеть будешь. А вот если покажешь им, что сильнее, — а ты действительно сильнее, Ань, — то они просто обплюются все. От банальной злости.

Аня сглотнула. Ком в горле напоминал гнойник; от сырости в глазах и в носу уже подташнивало. Князева прикрыла глаза, чувствуя пульсацию где-то внутри черепа, за глазными яблоками, и лоб вдруг ощутился горячим.

Сил не было почти, чтоб держаться, не зарыдать опять.

Витя встряхнул её чуть, обращая обратно взгляд на себя. Князева глаз не открыла. Только губы поджала так, что кожа возле рта от напряжения натянулась и побелела, что Пчёле было новым взмахом ножа по нутру.

— Потому, Ань, я… молю тебя. Не подставляйся.

Она почти кивнула, сдаваясь и признавая слабость свою, что одновременно бы и стыдом задушило, и камень с души ей сбросило, но в последний миг качнула головой.

Не отказ, а какая-то попытка взять себя в руки.

Витя посмотрел на Князеву. Мир сузился до его кабинета, точно за порогом не было ничего — сплошная гребаная белизна, что абсолютно любую мысль, слово, вещь поглощает за секунды и превращает в бессвязные молекулы. Он перехватил Аню, обнимая крепко, чувствуя к ней весь спектр эмоций. От недовольств, что не могла принципы свои отбросить даже при опасности, до любви, походящим на восторг её внутренним стержнем, какой гнулся, но не ломался. И девушка подалась, снова пряча лицо красное от слёз и переживаний в рубашке Витиной.

Аня положила руки, что недавно пистолет держали, на мужчину, какой был главным её оружием и защитой. Стеной, за которую спрятаться, опереться могла.

Дьявол, как же ценила его, как любила!..

— Вить, — процедила из последних попыток сопротивления. — Это — моя проблема. Я должна сама…

— Может, так и есть, твои проблемы. Но ты, Ань, моя забота, — сказал быстро, не раздумывая. И тогда оплот рухнул, окончательно; вслед за мелкими камушками, из которых строила своё самообладание, стали крошиться кирпичи.

Под разбитыми в пыль стенами похоронены оказались и размышления Анины, когда Пчёла, в руках стискивая дрожащее тело, попросил у девушки своей одного:

— Анют, дай мне тебя защитить.

Князева заплакала. И слёзы её, стоны, какие не смогла задушить тканями его измятой рубашки, стали для Вити явным согласием, зелёным сигналом светофора, позволяющим Пчёле в отместку на «обещания» Бека устроить ему и компании дилера вендетту, не снившуюся даже Гаю Фоксу.

Усилившийся дождь забился в окна порывами ветров и крупными каплями застучал по стёклам.

Аня конец дня помнила откровенно плохо. Слёзы кончились только спустя минут десять — худший десяток минут в жизни Князевой. Под лёгкими была пустота, но отнюдь не такая, какая дарила облегчение. Пустота эта напоминала чёрную дыру, которая засасывала в себя все возможные мысли переживания, оставляя после лишь опухшие глаза и щёки, раздраженные слезами.

Пчёла держал Анну, ведя её под локоть, до самой ванной комнаты. Приказал умыться, потом позвал есть. Князева послушалась, хотя тело и зашлось в предательском ознобе; после того, как с горячих от истерики плеч сползла одежда, душевая показалась очень холодной.