Запоздалое признание - Лесьмян Болеслав (2014)

Задали переполоху с девкой обоякой!

Скачут наперезадорку, кто кого почище.

Серы пыльные подметки, серы голенища.

Вот закрутка, перекрутка и опять закрутка:

Чабрецу, тимьяну жутко – и ромашкам жутко!

Тот орал: «А ну-ка, сдохни!» – а другой: «В порядке!»

Это пляска до улежки, пляска до покатки!

Так умаяли девицу в диком поединке,

Что погибли в одноразье обе половинки.

«Закопаем на погосте мы и ту, и эту:

Вместе прыгали по свету – и уйдут со свету.

Закопаем на погосте – и приветец девке:

Будет правке – отходная, отходная – левке».

Ей одна была могила, но два разных гроба.

Эхом охнула округа – заплясали оба!

Оба сыты, оба пляшут, да с разгульной страстью,

То и дело разеваясь незабитой пастью.

Скачут, будто захотели вырыгнуть погадку, —

На присядку, на закрутку, снова на присядку!

Даже смерть пошла поскоком в пляске двоегробой,

Даже старое кладбище екает утробой!

Безначальным, бесконечным проносились кругом,

Аж подземные глубины гукали под лугом!

В голове Свидримидриги мутно от усилья,

Словно вихрем нашвырнуло на ветрячьи крылья!

И повыдуло им память с первого повева,

Где на белом свете право, где на свете лево, —

И в каком гробу какие скачут полмолодки,

И кому какие милы для любовной сходки.

Так перхает в очи тьмою вихорь-торопыга,

Что не знают, кто Свидрига, кто из них Мидрига.

Отворяется им смерти черная хорома:

«Будет вам по домовине, будете как дома!

Вон таращится загробье глазом, ровно зевом:

Для тебя, Свидрига, – правым, для Мидриги – левым!»

И попадав на коленки, заплясали живо

На коленках, на коленках – прямо у обрыва.

А потом – на четвереньках, а потом – на пузе,

Дружка дружку обнимая, а потом валтузя.

И свихрились в домовины, как ненужный сметок,

Да блеснули из пучины высверком подметок!

Вишня

Как-то вишню в саду у владыки

Озарили закатные блики —

И узрел ее, полную жаром,

И поддался погибельным чарам.

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

«Поклоняются люди и птицам,

Поклоняются звезд вереницам —

Я в тебя буду веровать свято,

Вишня, вишня! Сестрица заката!»

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

«Пронижи мне, о зорькая зорька,

Мою душу, где буйно и горько…

Здесь во саде – затишья затишней…»

И устами тянулся за вишней.

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

И тянулся он к скорби заклятой,

Каменел он, безумьем объятый,

И не знал, что не дни и недели,

А столетья над ним пролетели.

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

Обрела через то целованье

Вишня присное существованье

И, в укроме из листьев блистая,

Пламенела, навек молодая.

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

Расточился он облачком мрака,

По себе не оставив ни знака, —

Лишь уста, что ее целовали,

В безмятежном саду вековали.

Ах, горю я и стражду

Не про чью-то про жажду!

И ей песенку пели из ночи:

«Чтобы грезить, нам надобны очи,

Но какой бы ни жили судьбою,

Мы навеки пребудем с тобою».