Подсолнух - Ирина Воробей

Все остальные молчали. Муравьева переводила ошарашенный взгляд с одного на другого. Русик глазел на нее. Татьяна следила за Вадимом.

— Вот я дебииил, — протянул он и, с нажимом провел руками по лицу снизу вверх, впившись пальцами в волосы, чем сильнее растрепал их.

— Конечно! — продолжала свирепеть Татьяна. — Думал, я сразу паду к твоим ногам? Надеялся гарем из балерин завести? Так вот я теперь не балерина! Обломись!

Парень сжал веки на несколько секунд, а потом поднял голову к небу, оголив длинную жилистую шею, и с дрожанием в голосе выдохнул пар. Муравьева нахмурила брови, бросив на Татьяну полный смятения, недоумения и отторжения с примесью скептического недоверия взгляд. Вадим презрительно усмехнулся и помотал головой.

— А ты, вижу, нового себе завела, — кивнул он в сторону Русика.

Тот продолжал стоять в замешательстве.

— Разумеется! Ты же не единственный в этом мире, — злобно прорычала Татьяна.

Губы Вадима снова сжались. На лице проявилась микроэмоция гнева вперемешку с отвращением. Он отвернулся в сторону Муравьевой.

— Ясно, — парень снова закивал. — Не смею больше беспокоить.

Он поднял раскрытые ладони, отступая, круто развернулся и быстро убежал, скрывшись за ближайшим поворотом. Татьяна провожала его глазами, судорожно вдыхая холодный воздух через рот. В груди все щемило и трескалось. В кончиках пальцев неприятно покалывало. Ком заполнил гортань. Она даже разрыдаться из-за него не могла, хотя дико хотелось. Когда парень исчез за грязным зданием на углу перекрестка, девушка закрыла глаза, и по щекам ручьями потекли теплые слезы.

Постепенно все трое пришли в себя. Русик подошел ближе к Татьяне, встав сзади, не переставая украдкой смотреть на Муравьеву. Та стояла, скрестив руки, сдвинув брови, бегала глазами по всей Татьяниной фигуре, будто в ее виде крылась ключевая подсказка к объяснению всего произошедшего. Татьяна продолжала вдыхать воздух большими дозами, которые помогали остужать пыл.

— Тань, что за бред ты сейчас несла? — наконец, спросила Муравьева с претензией. — Какой, к черту, гарем?

Она впилась глазами в мокрое лицо девушки, вызывая на откровенный контакт. Та все еще не могла раскрыть глаз. Ей казалось, что, как только она их откроет, рыдания прорвутся наружу и слезы зальют все в радиусе ста метров. Муравьева в бессилии повертела головой.

— Тань, ты дура?! — спросила она с чувством. — Ты реально…

Муравьева затихла, видимо, не могла подобрать подходящих слов, а потом вспылила:

— Ну, и сучка же ты!

Она тоже круто развернулась и пошла в ту же сторону, в которую убежал Вадим. Русик было дернулся за ней, но остановил себя, лишь проводил девушку расстроенными глазами. Зато к Татьяне обратился с возмущением.

— Что это было? Ты все испортила!

Татьяна не выдержала и упала на колени на холодную мокрую мостовую, закрыв лицо руками в беззвучном рыдании. Ветер завывал, разбрасывая по головам прохожих мокрые снежные хлопья, которые мгновенно превращались в капли и стекали вниз. В ушах болезненно отдавались тысячи звонких стуков замерзших подошв о бетон. Веселые и нудные голоса, смех, крики и лай собак переплетались в какофонию раздражающих звуков. Морозный воздух схватывал глотку. В голове застолбилась мысль: «Ты все испортила!».

Глава 19. В Большом

Через неделю Татьяна шла в школу с нежеланием и волнением. Боялась встретить обиженного Русика, не зная, как себя вести с ним. Он был так разочарован той встречей у памятника, что тоже ушел в гневном молчании, отвернувшись от нее. Из-за этого, а еще из-за депрессивного уныния и полной апатии после ссоры с Вадимом, девушка пропустила занятие во вторник. Выходные в «Дэнсхолле» отработала, но как будто в тумане.