Страх надежда и хлебный пудинг - Секстон Мари

Мы сидели в гостиной. Беззаботное поведение Коула вмиг улетучилось, и он, выпрямившись, обратил все свое внимание на нее. Он дико нервничал – даже был в ужасе – и так волновался, что еле сидел, но внешне это не проявлялось. Для меня его состояние было очевидно лишь потому, что я слишком хорошо его знал, однако лицо, которое он явил Тейлор, было совершенно спокойным.

– Конечно.

– Томас сказал, вы не против открытого усыновления.

– Ты хочешь, чтобы было именно так?

– Возможно со временем, но не сейчас.

Не вполне понимая, что она имеет в виду, я покосился на Коула, но он не смотрел на меня. Его внимание было целиком сконцентрировано на Тейлор.

– Милая, боюсь, тебе придется пояснить поподробней.

Она стесненно заерзала на сиденье.

– Вы, наверное, подумаете, что это ужасно…

– Это вряд ли. Ты можешь быть с нами полностью откровенной. Как ты сказала сама, важно, чтобы между нами не было недопониманий.

Она кивнула. Ее щеки были красного цвета, и вид у нее был по-прежнему неуверенный, но она сделала вдох и сказала:

– Я не хочу кормить ее грудью. Я буду сцеживать молоко – по крайней мере, какое-то время, – но мне кажется, что держать и кормить ее будет для меня чересчур тяжело. И я не хочу получать ее фотографии или знать, как у нее дела. Во всяком случае, только не в первые дни. Звучит ужасно, я понимаю, но я боюсь, что после родов буду вся на эмоциях.

Да. Кого бы Тейлор не выбрала – нас или другую семью, – существовал риск, что в первые семьдесят два часа она передумает. Меня впечатлило то, как тщательно она все продумала. Ее нежелание кормить новорожденную грудью было нам на руку, но я подумал, что буду придурком, если скажу это вслух. Коул, по-видимому, был ошарашен не меньше меня, потому что он тоже ничего не ответил. Тейлор сидела и смотрела на нас, ожидая нашей реакции и явно ощущая себя до крайности уязвимой, и потому я сказал:

– Здесь, разумеется, решать только вам.

Она кивнула – очевидно, испытав облегчение от того, что никто не стал ее осуждать.

– Во всех прочитанных мною статьях говорится о том, насколько эти первые моменты могущественные. Я пыталась быть очень рациональной, принимая это решение, и не хочу, чтобы эмоции взяли надо мной верх. Поэтому я думаю, будет лучше, если вы возьмете ее на руки первыми. Точнее, не просто первыми, а только вы и больше никто.

Если вы возьмете ее на руки первыми.

От одного этого предложения мое сердце гулко заколотилось. Наполнилось восторгом и страхом. Тейлор теперь говорила не обобщенно, а конкретно – конкретно о нас. Я оглянулся на Коула и понял, что он тоже не упустил всей важности ее слов. Он сидел очень прямо, буквально на самом краю. Его лицо эмоций не выдавало, но я заметил, как крепко он стиснул руки, чтобы они перестали дрожать.

– Ты уверена?

– Да, – кивнула она. – Я много об этом думала. Так будет лучше не только для меня, но и для нее, вы не согласны? Разве не правильней, если самыми первыми она увидит лица людей, которые потом будет видеть всю жизнь?

Коул застыл. Словно от страха спугнуть ее или испортить момент. Но еще в его неподвижности было что-то хрупкое, что-то пугающее. Выдающее бурю, что бушевала внутри.

Его надежду и страх.

Не в силах больше сидеть неподвижно, я взял Коула за руку. Он не ответил на ее вопрос напрямую, а тоже спросил:

– А потом?

– Если честно, не знаю. Если я понадоблюсь вам по каким-то медицинским причинам, то в этом случае, конечно, приду, но если все будет нормально, я бы предпочла не получать от вас новостей.

Коул кивнул.

– Хорошо.