Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Вы воскликнете: «Да ведь она столь же противоречива, как и манифест монтаньяров! В ней тоже заключен порочный круг, такой же, как и порочные круги, на которые вы обращали внимание, говоря о других системах».

Это я отрицаю, хотя и согласен, что попытка слишком смела. Однако, если серьезность положения осознана, с одной стороны, а с другой, если доказано, что традиционные способы не выведут нас из тупика, то, как мне кажется, моя мысль по меньшей мере заслуживает внимания моих коллег.

Поэтому позвольте мне развить мои два предложения, и пусть читатель, памятуя, что они образуют единое и неделимое целое, вынесет по ним свое суждение и, быть может, свой приговор.

Прежде всего надо напомнить об одной истине, которая недостаточно и не всегда учитывается: ввиду самого характера нашей налоговой системы, которая в очень большой степени основана на косвенном обложении, то есть облагается потребитель в момент покупки предметов потребления, существует самая тесная и, если позволительно так выразиться, интимная связь между всеобщим благополучием и благополучием государственных финансов.

Это подводит нас к следующему выводу: было бы не очень точным утверждать, что облегчение положения налогоплательщика обязательно сопровождается ущербом для доходов.

Если, например, в такой стране, как наша, правительство, толкаемое неуемной фискальной алчностью, повышает налоги до точки, когда разрушаются способности потребителя быть потребителем; если оно удваивает и утраивает цены на самые необходимые вещи; если к тому же оно делает слишком дорогими материалы и орудия труда; если вследствие всего этого население лишается всего и вынуждено питаться только каштанами, картофелем, гречихой, кукурузой, то понятно, что опустошение доходной части бюджета может с определенным основанием быть объяснено непомерным увеличением налогов.

При таком допущении ясно также, что действенный и рациональный способ привести к благополучию и даже расцвету государственных финансов – это не наносить новых ударов по всеобщему богатству, а наоборот, предоставить ему возможность расти и умножаться, не натягивать вожжи налогов, а отпускать их.

В теоретическом плане я не думаю, что против этого можно спорить. Налогообложение, неуклонно вырастая, может достичь пункта, когда то, что добавляется к цифре налога, ровно то же самое вычитается из-за непоступления налогов. Когда положение оказывается таковым, то тщетно, безумно, противоречиво пытаться изыскивать доходы в налоговых поступлениях. Это то же самое, как желать повысить давление в котле, манипулируя манометром, тогда как сам котел охлаждается.

Зная все это, нужно выяснить, а не попала ли уже наша страна в такое положение.

Когда я гляжу на основные и всеобщие предметы потребления, из которых государство хочет вытянуть свой доход, я вижу, что цены на них настолько перегружены налогами, что безропотность налогоплательщика, все-таки покупающего их, можно объяснить лишь силой привычки.

Сказать, что некоторые из этих налогов эквивалентны конфискации, значит сказать слабо и недостаточно.

Возьмем прежде всего сахар и кофе. Мы могли бы покупать их по низкой цене, если бы имели свободу покупать их на рынках, к которым толкает нас наш собственный интерес. Но со вполне определенной целью закрыть нам мировую торговлю налоговые службы накладывают на нас огромные штрафы, когда мы совершаем правонарушение, обмениваясь товарами с Индией, Гаваной, Бразилией. И мы, покоряясь, ограничиваем нашу торговлю объемом, который может снабдить лишь три маленькие скалы, затерявшиеся на океанских просторах. Мы платим за сахар и кофе очень дорого, и казна, улыбаясь такому нашему поведению, забирает себе в форме налогов все сто процентов ценности этих продуктов.