Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

У меня есть и другой упрек по поводу косвенного налога. Как раз он-то и создает необходимости, о которых у нас идет речь, – финансовые необходимости. Неужели вы думаете, что если от каждого гражданина потребуют платить налоги в прямой форме, если ему будут присылать письменное уведомление с указанием не только общей суммы годовой уплаты с указанием, из каких конкретных налогов складывается общий налог, а это нетрудно сделать, и это будет способствовать справедливости, поможет полиции, Алжиру, экспедиционному корпусу в Риме и т. д.; неужели вы думаете, что из-за всего этого страна будет плохо управляться?2 Г-н Шаранси пытался убедить нас здесь, что при косвенном налогообложении страна будет управляться превосходно. Я же убежден в обратном. При всех этих, так сказать, вывороченных налогах, взимание которых связано с хитростью и всякими уловками, народ страдает, выражает недовольство и готов посягнуть на все – на капитал, на собственность, на монархию, на республику, и во всем этом виновен такой налог. (Голоса: «Верно, очень верно!»)

Правительство, изыскивая всяческие способы, сильно увеличило свои расходы. Когда же оно остановилось? Ведь оно говорит: у нас образовался излишек доходов, и мы снизим налоги. Никогда оно этого не сделало. Когда есть излишек, всегда найдут, куда его деть. Вот почему, кстати сказать, число чиновников выросло до огромной цифры.

Нас обвиняют в том, что мы мальтузианцы. Да, я мальтузианец касательно государственных чиновников. Я хорошо знаю, что они тоже подчиняются великому закону, согласно которому численность народонаселения в конце концов уравнивается с возможностями имеющихся средств существования. Вы дали государственным чиновникам 800 миллионов, и они пожрали 800 миллионов. Вы дадите им два миллиарда, их численность вырастет, и они пожрут два миллиарда. (Возгласы согласия с оратором со многих скамей.)

Изменение финансовой системы неизбежно влечет за собой изменение политической системы, ибо страна не может проводить одну и ту же политику, когда население дает властям два миллиарда или когда оно дает им 200–300 миллионов. И в этом, наверное, вы сочтете, что я сильно расхожусь во мнениях с большим числом членов, сидящих по эту сторону (слева). Для всякого серьезного человека непременное и непреложное следствие той финансовой теории, которую я здесь излагаю, таково: раз государству не хотят давать много, то надо научиться и не требовать от него много. (Возгласы одобрения.)

Вполне очевидно, что если вы вбили себе в голову великую иллюзию, будто общество характеризуется двумя его составляющими: с одной стороны, просто людьми, а с другой, неким фиктивным существом, которое именуется государством, правительством, и при этом вы приписываете государству, правительству высокую нравственность, способную противостоять любым испытаниям, религиозность, кредитоспособность, способность распространять повсюду всяческие блага и самую разнообразную помощь, если вы во все это верите, то вы оказываетесь в смешном положении людей, заявляющих: давайте нам все, а у нас не берите ничего, – что, по сути, равносильно утверждению: оставьте в покое нынешнюю пагубную систему, при которой мы живем.

Надо уметь отказаться от подобных идей, надо уметь быть людьми и сказать самим себе: мы сами ответственны за наше существование, и мы справимся со всеми испытаниями. (Возгласы «Хорошо, правильно!»)

Прямо сегодня я получил петицию от жителей моего округа, где виноградари пишут: мы не требуем ничего особого от правительства, пусть оно только оставит нас свободными, пусть позволит нам действовать, трудиться; вот и все, чего нам от него надо, лишь бы оно защищало нашу свободу и нашу безопасность.

Так вот, я думаю, что это нам урок, преподанный бедными виноградарями, урок, о котором должны знать все наши большие города. (Возгласы «Очень хорошо, правильно!»)