Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

По обе стороны от картины висели огромные сложные схемы, замысловатые гороскопы, испещренные звездами и прочими символами. Один из них предсказывал судьбу Елизаветы, а второй, разумеется, Роберта. Однако я заметила одну грубую ошибку в этих расчетах – под обоими гороскопами стояла одна и та же дата рождения, 7 сентября 1533 года, однако мне совершенно точно было известно, что мой муж родился в том же месяце и году, что и я, с разницей лишь в несколько дней – а именно, 24 июня 1532 года. Неужто он сочинил эту сказочку для Елизаветы, пытаясь убедить ее, что им самими звездами предначертано быть вместе? «Мы – две половинки одного целого, сами звезды сулят нам счастье, подарив жизнь в один и тот же час», – наверняка убеждал он ее, и его бархатистый голос звучал так страстно… Я с легкостью могла себе это представить, потому что когда-то он увивался так и за мной, тянулся ко мне, словно кот к свежим сливкам.

В центре комнаты стоял письменный стол Роберта, и на нем я увидела брошенное впопыхах письмо – похоже, моего супруга внезапно оторвали от дел и спешно вызвали куда-то. Я с интересом взяла его в руки и прочла такие слова, адресованные Елизавете:

Я – твой грозный медведь и останусь таким навеки, посвятив себя целиком верной службе Короне. Ты держишь меня на цепи, и узы наши крепче всех иных, ибо нас соединяют счастливое прошлое и твоя нынешняя милость, какой ты щедро одариваешь меня.

Я выронила лист тонкой бумаги из рук.

– Изволите подняться наверх, миледи? – встревоженно спросила мистрис Доу, с любопытством заглядывая мне через плечо, чтобы хоть краешком глаза увидеть, что написано в письме, которое я только что уронила на стол.

Я с готовностью кивнула.

– Когда-то он увез с собой в Лондон мой портрет в свадебном платье, – вдруг вспомнила я, поднимаясь с мистрис Доу по лестнице и проходя мимо многочисленных гипсовых статуй, изображавших Роберта и Елизавету в образах античных богов и богинь. – Рядом со мной художница нарисовала гусыню, а в руках я держала огромный букет лютиков – своих любимых цветов.

– Правда, миледи? – восхитилась мистрис Доу. – Очаровательно! Просто чудесно! Надеюсь, однажды здесь повесят и этот портрет. Должно быть, лорд Роберт приберег его для желтой комнаты внизу, ваши лютики будут смотреться в ней просто волшебно!

– Наверное, приберег, – отозвалась я, хотя могла бы руку дать на отсечение, что в сердце Роберта мне нет больше места, как не нашлось места и моему портрету в его доме.

Среди полевых цветов, украшавших лужайку с мраморными амфорами перед особняком, будто намеренно не было лютиков – моих любимых цветов. Одним только небесам известна теперь судьба моего портрета, я ведь не видела его уже очень давно. Когда я уезжала к Хайдам, мне даже не дали собрать вещи. Должно быть, картина затерялась где-то в пути или мой супруг похоронил ее на каком-нибудь пыльном чердаке, а может, велел уничтожить, потому что не желал вспоминать обо мне, нашем браке и счастливых деньках в Хемсби, когда мы еще любили друг друга. Мне уж и не верилось, что это происходило с нами на самом деле… Быть может, я все выдумала? Или мне это приснилось? Та счастливая, сияющая невеста и впрямь казалась мне теперь выдумкой, персонажем из милой сказки со счастливым концом. Как бы я хотела снова увидеть этот портрет, взять Роберта за руку и показать ему его… Этот портрет был доказательством того, что мы с ним и вправду были когда-то счастливы вместе!

В небесно-голубой гостиной, примыкающей к хозяйской опочивальне, тоже висели портреты Роберта и Елизаветы, на которых они были изображены в одеждах такого же восхитительного оттенка голубого цвета и смотрели друг на друга с противоположных стен.