Все дело в деньгах - Джеймс Хедли Чейз (1960)

– У меня нет работы, – терпеливо объяснил я. – Я не могу питаться воздухом. Поэтому я решил ехать домой.

– Ты можешь устроиться на студию «Пасифик». Завтра там снимают большую массовую сцену, им нужны люди.

– Да? А как это сделать?

– Я тебя устрою. Утром поедем со мной. Они тебя возьмут. А сейчас пойдем поедим: я умираю от голода.

Я пошел потому, что тоже проголодался и просто потому, что у меня не было сил с ней больше спорить.

Зайдя в маленький итальянский ресторанчик, мы заказали спагетти, которые оказались очень вкусными, и тонкие ломтики ветчины, обжаренные в масле.

Посреди ужина она спросила:

– А Ширли действительно понравилось, как я пою?

– Он так сказал. Он сказал, что, если ты вылечишься и действительно будешь в норме, он предложит тебе контракт.

Она отодвинула тарелку и зажгла сигарету.

– Так просто взять те деньги. Нечего делать.

– Я ни за что не пойду на это ни ради тебя, ни ради кого другого!

– Ты вроде бы хотел, чтобы я лечилась?

– Заткнись ты, ради Бога! Оставь меня в покое вместе со своим лечением!

В тот момент кто-то вставил монетку в музыкальный автомат и Джой Миллер запела «Я помню эти дни». Мы оба прислушались. Она пела громко, голос немного дребезжал, и она довольно часто фальшивила. Пленка, которая лежала у меня в кармане, была в несколько раз лучше.

– Полмиллиона в год, – мечтательно произнесла Рима. – А ведь она поет отнюдь не так хорошо, правда?

– Да, зато зарабатывает очень хорошо. И лечиться ей не нужно. Ну ладно, пошли. Мне пора спать.

Когда мы вернулись к себе в пансион, Рима задержалась у моей двери.

– Если хочешь, можешь сегодня спать со мной, – протянула она. – Я как раз в настроении.

– А я нет, – буркнул я, захлопнув дверь перед самым ее носом.

Потом я лежал в темноте и думал о тех деньгах, про которые говорила Рима. Я повторял себе, что нельзя даже думать о том, чтобы украсть деньги. Да, я опустился довольно низко, но не настолько. Однако эта мысль не давала мне покоя. Она свербела и свербела у меня внутри. Если бы только ее вылечить… Когда я засыпал, эта мысль все еще крутилась в моей голове.

В восемь утра мы сели в автобус, идущий в Голливуд. В главные ворота студии «Пасифик» медленно вливалась огромная людская толпа, и мы плелись в хвосте за всеми остальными.

– Время пока есть, – сказала Рима. – Съемки начинают не раньше десяти. Идем со мной. Нам надо записаться у Ларри.

Я пошел за ней. Поодаль от основного здания студии стояло несколько одноэтажных домиков. Возле одного из них мы увидели долговязого человека в вельветовых брюках и синей рубашке. Я невзлюбил его с первого взгляда. Его бледное опухшее лицо было неровно побрито, близко посаженные глазки бегали по сторонам. Он был похож на сводника, готового заняться своим ремеслом.

Увидев Риму, он глумливо ухмыльнулся.

– Привет, красотка, пришла подзаработать? – спросил он и перевел взгляд на меня: – А это кто?

– Мой приятель, – сказала Рима. – Ларри, можно он тоже будет сегодня участвовать в массовке?

– Почему бы нет? Чем больше, тем лучше. Как его зовут?

– Джефф Гордон.

– Хорошо, я его запишу. – И, обращаясь ко мне, сказал: – Идите в третью студию, старина. Это вниз по дороге, второе здание справа.

– Ты пока иди. Мне нужно поговорить с Ларри. – Рима взглянула на него.

Тот подмигнул мне:

– Все они хотят со мной поговорить.

Я пошел в указанную сторону. На полпути обернулся. Рима с Лоунстейном заходили в офис, причем он обнимал ее за плечи и, низко склонившись к ней, шептал что-то на ухо. Стоя на солнцепеке, я ждал, когда она выйдет. Через некоторое время она присоединилась ко мне.

– Я еще раз посмотрела на замок. Ничего сложного. На ящике стола, правда, замок посложней, но, если немного повозиться, я с ним тоже справлюсь.

Я ничего не ответил.