Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

Когда боишься ты, что я умру,—

Боязнь твою развею поутру,

Предел нам всем положен волей рока,

Еще никто не умер прежде срока.

Увидишь завтра ты, как выйду в бой,

Что сделаю с акулой боевой!»

Печальный, отвечал Пшутан: «Эй, шах!

Ты лишь о битвах мыслишь и цепях.

Как див, ты гневом исступленным дышишь,

Ты слов добра и разума не слышишь.

Столь темной вижу я твою главу,

Что на себе одежды разорву!

Чем потушу огонь тревоги дикой?

Чем заглушу я в сердце страх великий?

Два мужа выйдут в битву, два слона!

Как знать, кому могила суждена?»

Но не ответил брату царь угрюмый,

Со скорбным сердцем, полный мрачной думой.

Наставления Заля Рустаму

В раздумьях тягостных Рустам домой

Вернулся, понял: неизбежен бой.

И по лицу Рустама Завара

Увидел, понял, что не ждать добра…

Сказал Рустам: «Достань мой меч булатный,

Шлем боевой и весь доспех мой ратный;

Аркан и лук; кольчугу для коня;

Кафтан из шкуры тигра для меня».

И Завара с хранителем в подвал

Сошел и все, что велено, достал.

Когда Рустам оружье увидал —

Вздохнул он, головою покачал

И молвил: «О доспехи боевые,

Минувших битв свидетели живые!

Теперь — увы! — мы снова на войне…

Одеждой счастья снова станьте мне!

Едва ль когда дышал такой бедою

Грядущий день над этой головою…

Но поглядим, какую поутру

Исфандиар покажет нам игру».

Когда Дастан услышал слово сына,

Смутился он, сказал, склонив седины:

«Досель непобедимым был единый

Рустам. Но молодого исполина

Бронзовотелого — остерегись!

Дарами, щедрой данью откупись!

Домой пойдет он — в путь с ним снарядись,

На Рахша черногривого садись.

Как древле, послужи Исфандиару,

Не подвергай себя его удару.

А шах Гуштасп, увидевши тебя,

Зла не содеет, истину любя».

Сказал Рустам: «Эй, мудрый, престарелый,

Напрасно счел ты легким наше дело!

Шесть сотен лет я прожил на земле,

И разбираюсь я в добре и зле.

Чудовищ я убил Мазандерана.

Я войско истребил Хамаварана.

Хакан с войсками от меня бежал,

От чьих копыт несметных мир дрожал.

Мне ль покориться злобному веленью,

Предать страну и дом наш истребленью?

Я хоть и стар теперь, но в день войны

Повергну с небосклона диск луны.

Как шкурой тигра облачу я плечи —

Хоть сто слонов я встречу в поле сечи!

Без счета просьб я к шаху обращал,

Во всем повиновенье обещал,—

Но не внимал моим словам надменный,

Почел он мудрость болтовней презренной.

О, если б так не возгордился он,

Я был бы им, как солнцем, озарен!

Ему б я отдал все, чем мы богаты,

Ни злата не жалел бы, ни булата!

В ответ на речь мою смеялся шах,

Остался ветер от речей в руках.

Коль в бой пойдем, ты за него не бойся,

Ты о душе его не беспокойся:

Его главы мечом я не сниму,—

Я в сеть главу прекрасную возьму.

Я отверну коня от столкновенья,

Я не ударю в грозное мгновенье!

Я путь загорожу ему в бою,

Рукой его вкруг стана обовью,

Его к себе в седло я перекину

И поклонюсь ему, как властелину.

Три дня он будет гостем у меня,

А на четвертый, на рассвете дня,

Когда покровы синего тумана

Откинет солнца лик златорумяный,